Межзвездный скиталец

I held up my brass begging bowl, and whined more dolefully, and bleared my eyes to hide the blue fire I knew was in them, and calculated the distance and my strength for the leap.	Я протянул мою медную чашку для сбора милостыни, еще жалобнее завизжал и закрыл глаза, чтобы скрыть синий огонь, который, без сомнения, пылал в них, а тем временем рассчитывал расстояние и силу для своего прыжка.
Then I was swept away in a blaze of red.	И тут меня захлестнуло багровым пламенем.
There was a crashing of curtains and curtain-poles and a squawking and squalling of attendants as my hands closed on Chong Mong-ju's throat.	Раздался треск занавесок и падающих шестов, раздались крики приближенных -- и мои пальцы сомкнулись на глотке Чонг-Монг-Джу!
The litter overturned, and I scarce knew whether I was heads or heels, but my clutch never relaxed.	Носилки опрокинулись, я перестал сознавать, что со мной, но пальцы мои не разжимались.
In the confusion of cushions and quilts and curtains, at first few of the attendants' blows found me.	Среди подушек, шестов и занавесей первые удары телохранителей почти не чувствовались мной.
But soon the horsemen were in, and their heavy whip-butts began to fall on my head, while a multitude of hands clawed and tore at me.	Но вскоре подоспели верховые, град ударов рукоятками бичей посыпался на мою голову, и множество рук схватили и терзали меня.
I was dizzy, but not unconscious, and very blissful with my old fingers buried in that lean and scraggly old neck I had sought for so long.	У меня кружилась голова, но я не потерял сознания и с чувством блаженства все крепче стискивал своими старыми пальцами тощую, морщинистую, старую шею, которую так долго искал.
The blows continued to rain on my head, and I had whirling thoughts in which I likened myself to a bulldog with jaws fast-locked.	Град ударов продолжал сыпаться на мою голову, и в мозгу моем быстро пронеслась мысль, что я похож на бульдога, сомкнувшего челюсти.
Chong Mong-ju could not escape me, and I know he was well dead ere darkness, like that of an anaesthetic, descended upon me there on the cliffs of Fusan by the Yellow Sea.	Чонг-Монг-Джу не ушел от меня, и я знаю, что он был мертв еще до наступления темноты, в которую наконец погрузился и я на склонах Фузана у Желтого моря.
CHAPTER XVI	ГЛАВА XVI
Warden Atherton, when he thinks of me, must feel anything but pride.	Смотритель Этертон, когда думает обо мне, то едва ли испытывает при этом чувство гордости.
I have taught him what spirit is, humbled him with my own spirit that rose invulnerable, triumphant, above all his tortures.	Я показал ему, что такое дух, я укротил его моим собственным духом, неуязвимым, торжествующим, победившим все его попытки.
I sit here in Folsom, in Murderers' Row, awaiting my execution; Warden Atherton still holds his political job and is king over San Quentin and all the damned within its walls; and yet, in his heart of hearts, he knows that I am greater than he.	Вот я сижу в Фольсоме, в Коридоре Убийц, ожидая казни; смотритель Этертон все еще занимает свое положение и царит над Сан-Квэнтином и над всеми проклятыми душами, томящимися в его стенах; но в глубине души он знает, что я выше его.
In vain Warden Atherton tried to break my spirit.	Тщетно пытался смотритель Этертон сломить мой дух.
And there were times, beyond any shadow of doubt, when he would have been glad had I died in the jacket.	Без сомнения, были моменты, когда он обрадовался бы, если бы я умер в смирительной куртке.
So the long inquisition went on.	Пытка продолжалась.