Мгновения

– Хотя, стоит признать, впечатления детства, когда я впервые видел те старые картины, сильно на меня повлияли. Просто я подумал, что все стараются выдумать что-то новое. Однако, новое…

Мы заканчиваем синхронно, будто закадычные друзья и понимаем друг друга с полуслова.

– … это всегда забытое старое.

– Браво, Юрген! Как умно!

Человек на Экране сводит вместе длинные худые ладони. Он выглядит воодушевленным, нетерпеливым, любопытным, раскованным, и его энергия, настрой невольно передаются мне.

– Да…

Я смущенно отмахиваюсь.

– … Ничего необычного. Каждый так может.

Шляпа чуть сползает на лоб, и приходится в очередной раз поправлять ее, аккуратно подтолкнув пальцем назад за широкие поля. Вообще я не очень понял, зачем она нужна, по-моему выглядит глупо, по-стариковски, а еще жутко мешается, но это было одно из условий интервью, и я не стал спорить. Надо, так надо, когда тебя приглашает Лицо, глупо отказываться из-за такого мелкого повода.

– Твои первые Мгновения, Юрген …

Мой собеседник продолжает, добавляя к речи сдержанные жесты.

– … для многих стали настоящими откровением. Скажи, как тебе удалось добиться таких потрясающих эффектов?

Я невольно вспоминаю ту ночь в компании Мадса. Усталость, тошноту, попытки… Пф-ф.

– На самом деле, с начала все было очень сложно и запутанно. На первое Мгновение у меня ушло, ты не поверишь, …

Выдерживаю драматическую паузу.

– … шесть часов …

Лицо на Экране расплывается в маске искреннего удивления.

– Ого!

Соглашаюсь, снисходительно улыбаясь.

– Да. Это просто кошмар!

Собеседник приходит в себя. Добавляет.

– На зато какой результат!

Подхватываю.

– Да, как ты знаешь, все получилось идеально. А дальше, дальше благодаря Системе стало куда проще.

– И ты даже выпустил свой шаблон, верно?

Я киваю.

– Ага. Хочу, чтобы каждый смог повторить мой опыт, создать что-то свое, не тратя на это…

Смеюсь.

– … пол жизни.

Лицо на Экране смеется в ответ.

– Правильное решение…. Однако, тем не менее, Мгновения были лишь началом твоей истории, ведь особую любовь всего Общества, и мою, к слову, тоже…

Он на секунду разворачивается и говорит это зрителям.

– … ты завоевал уже как «старый мастер».

Эффективно понижает тембр своего бархатистого приятного голос. Так что мое прозвище звучит как мягкий, таинственный шорох.

– Наверняка, выбрать подобный путь было непросто?

– Очень.

Это правда. Когда я услышал то предложение Марты, это казалось полным безумием.

– Мы привыкли, что каждый раз нам предлагают все более комплексные, более яркие, реалистичные вещи. Так и есть. Поверьте, я – Создатель, и прекрасно это понимаю.

Прижимаю ладонь к груди.

– Однако, а вдруг распыляясь на много, мы тем самым забираем сами у себя возможность полностью погрузиться в главное и насладиться им?

Я повторяю Марту слово в слово. Помню, сначала чуть не засмеялся, а потом, намного позже, попробовав, понял глубину и гениальность ее идеи. Она знала, что говорила, она сама уже много лет следовала своему совету, но никто кроме нее не догадался…

– Осознать замысел автора, пройти за его мыслью, за его чувствами, вобрать в себя его ощущения, переживания. Разве не из-за них мы вообще беремся создавать что-то? Разве не ими мы хотим поделиться?

Собеседник кивает.

– Вот так я и решил: надо убрать все лишнее и оставить главное.

На самом деле, так решила Марта. Мы поспорили, и я уступил.

– И, как ты видишь сейчас, …

Я, уже не боясь, смотрю в лицо на Экране.

– … это сработало.

***

Впереди лишь тьма. Бесконечная черная ткань пространства. Подернутая редкими всполохами несоизмеримо крохотных точек света…

– Юрген, аккуратно!

Тревожный голос Мадса моментально приковывает мои глаза к ступеням. Их всего две, они широкие, каменные и немного скользкие, по торцам пробегают веселые змейки яркого неоново-зеленого света.

Позади с тихим «бух» закрывается дверь. Обдав спины легким ветерком прохладного воздуха, она лишает нас единственного источника освещения. Мир тонет в темноте, перед глазами несколько секунд еще пляшут его остатки, и мне становится страшно. Не так я представлял себе хранилище великих произведений искусства прошлого.

– Мадс, а что так темно?

Спрашиваю громко, чтобы унять панику. Наблюдая за змейками, спускаюсь по лестнице.

– А-а… Сейчас… Стой на месте.

Мадс, кажется, уже ушел дальше меня. Его голос разносится не слишком гулким, но все-таки заметным эхом, из чего я делаю вывод, что помещение тут должно быть большое. Послушно остановившись, с любопытством оглядываю темноту. В ней, словно в странном ночном небе, поблескивают разноцветные звезды-огоньки, изредка отражаясь то ли в стеклах, то ли на панелях гладкого пластика или металла, а может мне просто кажется…

– Так…

Что-то громыхает, и в паре метров зажигается свет. Лампа с большим плафоном в виде перевернутой чаши для фруктов, установленная на высоком плоском столбе, а под ней – выбеленный в конусе лучей Мадс.

– Здесь обычно не работает освещение. Людей нет, а для картин вредно.

Я подхожу ближе, с удивлением замечаю за спиной Мадса широкие полотна уходящих в глубину помещения нерабочих траволаторов и аккуратную скамейку, будто на остановке транспорта.