Мгновения

Марта мне ни на йоту не верит. Кивает, улыбается широко и довольно. Мы вмиг будто поменялись ролями. Теперь я сижу, повесив голову, а она купается в лучах победы.

– Но я обязательно посмотрю еще. Вернусь… Когда, когда…

Но она уже не слушает. Да я и сам не слушаю… Слова бесцельно сотрясают воздух, а во мне опять растет и набирает силы, будто готовая рассвирепеть буря, серая, неприятная, горькая обида.

Другой Мадс

Мадс – непростой человек. Обычно кажется, он – темная скала, горделиво возвышающаяся посреди шумных людских волн, непоколебимая и неподвластная ни ветру переживаний, ни морю сомнений, или, быть может, дерево с развесистой, пушистой кроной, толстыми переплетенными ветвями и глубокими, надежно впившимися в землю корнями, могучее и твердое, как сталь, истинное украшение любого леса. Обычно Мадс – это синяя глубина океана, та, в которую хочется всматриваться вечно и которая всегда манит тайнами, однако так редко на самом деле открывает их хоть кому-то, нерушимое спокойствие и уверенность внутри постоянно изменяющейся поверхности.

Однако мало кто знает, что на самом деле Мадс – это дюнный песок, это пустыня, что порой превращается из мирного, тихого места в ненадежное, зыбучее бедствие…

В такие дни он просто приходит ко мне без предупреждения, без спроса, заходит в комнату, садится на диван и говорит: чаще о своем прошлом, реже – о настоящем, практически никогда – о будущем. Долгий монолог, пока не иссякнут силы, пока не пересохнет горло, пока не отпустят разум внезапно пробудившиеся чувства. А я слушаю, бывает пугаюсь его, бывает жалею, не всегда понимаю, иногда теряю ход его витиеватых мыслей, но всегда поддерживаю.

Негласный договор. Один, доверившись, обнажает душу, а другой с трепетом и уважением принимает это знание как дар, хранит и дорожит им. И не важно, приятно или тягостно оно есть. Ведь если подумать, разве не в этом суть дружбы?

– Ты же знаешь, я был Архитектором…

По лицу Мадса пробегает знакомая мне легкая дрожь, высокий лоб темной линией разрезает глубокая складка, его глаза – мрачно-голубые, с расширившимися блестящими зрачками, тонут в маске мягких теней, а руки – крупные пальцы, широкие ладони, чуть подергиваясь, опускаются на колени. Он сидит, и напряженный, и рассеянный, натянутый словно струна невидимым усилием собственных переживаний, но в то же время уже будто уставший от них, кособоко опирается плечом о спинку дивана. Одна нога – расправлена, ступня на полу, другая – полусогнута и подтянута под себя. Голова слегка наклонена в сторону, так что рыжевато-медные кудри несимметрично рассыпались по обе стороны от лица.

– Точнее…

Усмехается сам себе.

– Остаюсь им до сих пор, конечно.

Смотрю на него и думаю, что если бы ни высокий рост, ни выступающий под одеждой характерный рельеф упругих развитых мышц, ни крупные, по-взрослому расставленные черты Мадс сейчас легко сошел бы за попавшего в передрягу подростка.

– Но… В общем, помнишь, я говорил, что давным-давно сразу после учебы был в Первых Архитекторах.

Поднимает на меня вопросительный взгляд. Я киваю. Первые Архитекторы – знатоки Системы, такое сложно забыть.

– И ушел оттуда через несколько лет, хотя, что тут скрывать, чертовски любил это дело!

Его пальцы напрягаются, впиваясь и сжимая тонкую ткань одежды, а от подушечек вверх, вытесняя привычный розовато-бежевый тон кожи, медленно расползается желтовато-белая бледность.

– Я ушел и теперь, кажется, буду сомневаться в этом весь остаток жизни.

Он поворачивает голову, задумчиво смотрит в сторону. Тень отступает, и я вижу, как едва-едва подергивается сеть мелких морщинок вокруг опущенных кончиков его глаз.

– Но не хотел бы поступить иначе. Я не жалею. Нет, не жалею. Скорее… скучаю…

От горечи его усмешки мне становится не по себе.

– Ты скучаешь по …?

Не могу понять его до конца.

– Скучаю по загадке, которую так и не смог разгадать…

Он улыбается: грустно и тоскливо.

– Скучаю по размышлениям. Эх, Юрген, так приятно думать!

– Думать?!

Наверняка, мое лицо сейчас выглядит ужасно глупо. Ведь Мадс смеется и кивает.

– Да, думать. Анализировать, искать ответы, мыслить, одним словом. Вот ты Создатель, создаешь Изображения, а Архитекторы, они творят Систему, творят мир. Хотя…

Мадс поправляется.

– Творят – это, конечно, громко сказано. Сейчас в основном слегка улучшают, поправляют, полируют, понимают…

Он вновь обращается ко мне.

– Знаешь, Юрген, сколько времени уходит, чтобы осознать ее всю?

Я мотаю головой.

– Нет, конечно, откуда?

– Вот и я не знаю. Но почти точно больше, чем может позволить себе человек. Поэтому Первых Архитекторов так много. Каждый годами разбирается в своем кусочке, в определенном аспекте, точно отведенных ему границах кода…

Он, забывшись, приподнимает руки и чертит ими эллипсы в такт вырывающимся словам.

– … По одиночке они – просто люди, но вместе, вместе они становятся гораздо большим, чем просто совокупность собственных знаний. Вместе они способны осознанно изменить ее, а значит и мир.

Вздыхает.