Мадс усмехается и качает головой, торопливо улыбаясь мне через плечо. Глаза сияют азартом, интересом. По его блестящему лбу сбегает серебристая капелька пота, порой она замирает на складках кожи, но затем, не справившись с гравитацией, вновь отправляется в путь.
– Ха-х.
Он прицельно замахивается ракеткой. Мышцы на его руке, что ближе ко мне, растягиваются плавными, изогнутыми линиями. Кожа гладкая и упругая, она матово переливается в ярком потолочном свете.
П-ш-ш-ш…
Бицепсы наливаются взрывной силой. Ракетка со свистом рассекает воздух.
Бух!
Мяч, оттолкнувшись, меняет траекторию. Тело Мадса, вывернутое инерцией в причудливую спираль, расслабляется и чуть обвисает.
– Жить.
Он запыхался.
Мяч летит к стене. Мы меняемся, теперь моя очередь.
– Да, это понятно.
Я улыбаюсь.
– Но …
Подскакиваю ближе и тоже без труда выполняю удар. За последние пару месяцев набрал форму, в один день увязался за Мадсом, хотел подвигаться, встряхнуться, вытеснить из мыслей унылое отчаяние, и втянулся.
Пш-ш-ш… Бух!
Смена.
Я хочу развить тему, поговорить. Сегодня мне это необходимо. А Мадс – единственный, кто способен понять.
– Мало.
Смеюсь горько и с легкой отдышкой. Мадс, хоть и занят, успевает обернуться и окинуть меня коротким, но каким-то чересчур настороженным взглядом.
– Юрген…
Пш-ш-ш. Бух!
Мяч вновь устремляется к стене. А Мадс добавляет, выдыхая.
– Просто дай себе время, ладно?
Моя подача. Замах, удар.
Пш-ш-ш. Бух!
– Фу-ф…
Из-за темпа игры мысли немного путаются, однако я все равно прекрасно отдаю себе отчет в том, что собираюсь сказать. И знаю, возможно, пожалею об этом.
– Время?! Ха-х. И что …
Распрямляюсь, дерзко поднимая глаза в спину Мадса, прежде чем спросить.
– … тебе оно помогло?
Услышав мои слова, Мадс замирает. Его ракетка неестественно останавливается в середине дуги траектории размаха, а рука плетью падает вниз.
Игре конец.
Бух-бух-бух…
Мяч, пролетев мимо, с гулким эхом катится по полу. В нашей кабинке становится тесно для нас обоих.
– Серьезно, Мадс.
Мне боязно, но я бравадно продолжаю. Тело, разогретое движением, азартом, адреналином, не дает мыслям концентрироваться на страхе. Вокруг тишина, и в воздухе лишь звуки моего голоса.
– Ты же тоже страдаешь.
Я не кричу, не напираю, но и не говорю спокойно. Намеренно стараюсь вывести его из равновесия.
– Скажи, стало легче?
Он по-прежнему стоит ко мне спиной. И когда отвечает, тон голоса, вроде бы обычный, в глубине звенит надрывной напряженностью.
– Нет.
Он поворачивается. Плечи опущены, он устал.
– Но это не значит, что надо поддаваться.
Я киваю. Согласен.
– Да.
Прохожу полшага вперед.
– Однако я же могу делать это для себя? Это же…
Мадс с молниеносной быстротой оказывается рядом.
– Юрген!
Он склоняет набок голову. Взгляд из расслабленного становится пронзительным и колким. Он нависает надо мной темной тенью, и в нем чувствуется угроза.
– Ты не…?
Я качаю головой.
– Все нормально, Мадс. Я не дурак, я все понял. Только вот…
Мадс догадывается без слов.
– Нужна отдушина.
Мои губы сами собой расплываются в теплой улыбке. Он прав.
– Ага. И…
Решаюсь быть честным до конца.
– … зритель.
С опаской смотрю на него в ожидании реакции. Мадс хихикает.
– Намек понял.
Он машет рукой.
– Ну, давай.
– Ого…
Я впечатлен. И приятно удивлен.
– Так…
По началу не могу собраться, бесцельно скролю файлы в Системе. Мадс наблюдает за мной с легкой улыбкой.
– Вот.
Наконец нахожу нужную работу и отправляю ему.
– Фу-ф.
У меня подрагивают руки. Внутри все напряжено, натянуто от страха и любопытства. Пусть это и выглядело просто, на самом деле, это очень тяжело. Моя лучшая работа. Столько труда. Столько переживаний. Последние месяцы я так много учился, старался, мучился в одиночестве… Не уверен, что выдержу, если Мадс сейчас скажет: «О, ужас, как плохо!».
Но Мадс молчит.
Стоит рядом и молчит, туго поджав губы. Его глаза устремлены в пустоту. Кожа на лбу, щеках, кончике носа и подбородка липкая и блестит от высохшего пота. Он стиснул зубы, и я вижу тонкие изгибы скул с отступающими от них на щеки пятнами сероватых теней. Такое интересное лицо… Не правильное: глаза близко, слишком крупный нос, губы, брови, массивный контур нижней челюсти, выделяющие бугры на лбу… А именно интересное. Я вдруг осознаю, что смотрю на Мадса по-другому. Не как человек на человека, а как художник смотрит на модель. Я хочу его нарисовать.
А Мадс молчит. Но потом вдруг происходит нечто странное.
Его губы распахиваются, будто он старается набрать в грудь воздух, будто он задыхается или хочет закричать. Лицо светлеет, вытягивается вниз, морщины расправляются. Глаза становятся влажными. Я отчетливо вижу, как они начинают сверкать в холодном освещении спортивной кабинки. Мне кажется, он сейчас расплачется, и я тушуюсь, не знаю, что делать, уже тянусь до него рукой… А затем все разом проходит. Скулы выступают, челюсти сжимаются, губы бледнеют, превращаясь в тонкую, бледную, грозную линию. Мне кажется, я даже слышу скрежет зубов, прежде чем Мадс вдруг злобно смахивает Изображение и переводит взгляд на меня. Я отшатываюсь. От злобы, от страха, которые вижу.
– Ты должен удалить это.