тщеславной карьеристской, а не фанатиком, и это упрощало дело.
- Что-то еще хотите сказать?
- Знаете, товарищ Хрущёв, я упоминала процесс 38-го года, так
вот, когда он уже шел, то один врач, фамилия его Белоцерковский, прочитал
об этом процессе в газетах и дополнительно выступил на суде, показав, что
профессор Левин не лечил, а убивал товарища Максима Горького. Об этом
его гражданском поступке тогда писали все газеты. Вот я и думаю выступить
на суде этих врагов народа и показать, что Кузнецов скрыл причины смерти
товарища Жданова.
«Ах ты, сука, ты же из-за своего тщеславия и меня под расстрел
подведешь!» - тут же промелькнуло в мозгу у Никиты, но он сдержал себя и
«поддержал» Тимашук, зло сощурившись.
- А что? Мысль хорошая. Но дайте я немного подумаю.
«Но какие же идиоты эти ленинградцы!! Ясно, что они отравили
Жданова ядом, вызывающим инфаркт. Но что такое инфаркт? Миллионы
умирают от инфаркта. Вон Щербаков, тоже член Политбюро, умер от
инфаркта – и ничего! Зачем надо было это от Политбюро скрывать? Кто бы
догадался искать этот яд в теле Жданова? А теперь десятки людей знают, что
Жданов умер от инфаркта, а Кузнецов это скрыл, да еще для этого вскрытие
тела Жданова провел чуть ли не тайно. Е… их мать! Слов нет! Пидарасы!
Сокрытие ими причины смерти Жданова – это прямое
доказательство того, что причина его смерти преступна, прямое
доказательство того, что Жданов отравлен ядом скрытого действия, вызывающим инфаркт! Если из-за этой дуры дело вскроется, то Кузнецов и
397
Вознесенский не устоят и признаются. А, значит, потянут и меня за собой.
Ах, пидарасы, ну пидарасы!
Так, но нужно что-то делать с этой сукой, а то она, упаси господь, еще заявление кому-нибудь напишет… Так, ладно, сначала кнут, а потом
пряник», - наконец нашел Хрущев выход из положения. И он обратился к
Тимощук, как бы выходя из раздумий.
- Мысль-то хорошая, но вот тут какое дело. Вы знали, что у
Жданова инфаркт? Знали! А Егоров с Виноградовым ошиблись, положились
на эту Карнай, вы сами говорили, что она врач хороший. Далее. Кузнецов не
врач, а, значит, его обманули врачи, которые хотели скрыть ошибку. Почему
Кузнецов должен был верить вам, а не профессорам и академикам? Так что
остается? Остается одна врач, Тимашук Лидия Федосеевна, которая знала, что у товарища Жданова инфаркт, но не приняла мер для его спасения.
- Я написала заявление, чтобы спасти товарища Жданова! –
побледнела Тимашук.
- Лидия Федосеевна, я уже давно не хлопчик, - Хрущёв говорил
спокойно и равнодушно. - Я много разных заявлений видел и меня
заявлением не удивишь. Вы написали заявление не для того, чтобы спасти
товарища Жданова, а для того, чтобы спасти, как на Украине говорят, свою
сраку. Если бы вы хотели его спасти, то вы бы пошли к нему, сказали, что у
него инфаркт и ему нужно лежать, а уж он, поверьте, заставил бы сделать
себе кардиограмму, а не перенес бы ее на завтра. А вы этого ничего не
сделали, а написали заявление. Почему? Потому, что если бы у Жданова
инфаркта не оказалось, то вы ни при чем, так как вы ничего ему об инфаркте
не говорили, и усиливать физические нагрузки не мешали. Не мешали ему
умереть. А теперь, когда он умер, вы этим заявлением себе сраку-то и
прикрываете. Я правильно вас понял?
Хрущёв понял все правильно, так как Тимашук, перепугано пялясь
на него, сползла со стула на колени и запричитала.
- Товарищ Хрущёв!! Пожалейте! Дура баба, дура. Не сообразила!
Пожалейте, век бога буду за вас молить. Дура я, дура!!
«Да не такая уж ты и дура, раз фотокопии всех заявлений сделала
и где-то спрятала», - подумал Хрущёв, но ласково предложил.
- Да вы садитесь, Лидия Федосеевна, садитесь. Но это один
вопрос, с которым я разберусь и сообщу вам решение, наверное, тогда, когда
буду узнавать у вас заключение консилиума по своей ЭКГ.
Второй вопрос. Это вопрос о том, что вы тут давно работаете, а вас
не ценят. Над этим вопросом я тоже поработаю, - Хрущёв поднялся, довольный произведенным эффектом. - До свидания, Лидия Федосеевна, успокойтесь, не расстраивайтесь…, - Хрущёв сделал паузу и с нажимом
продолжил, - если будете вести себя правильно, то все будет хорошо.
8 сентября 1950 года,
Кабинет Абакумова на Лубянке,
Вторая половина дня.
398
Хрущёв и Абакумов вошли в пустой кабинет Абакумова, и
Хрущёв жестом показал плотно прикрыть дверь, после чего подошел к окну.
Абакумов продолжал еще в коридоре начатый разговор:
- Так что ленинградское дело полностью подготовлено и может
быть рассмотрено судом хоть завтра…, но удивленно замолчал, остановленный новым жестом Хрущева.
- Сегодня разговаривал с женщиной, которая в свое время
написала много заявлений, зовут Тимашук.
- И чего же она хочет? – напрягся и жестко спросил Абакумов.
- Хочет еще одно заявление сделать.