Мгновенная карма

– Ну, прежде всего, что ты – лгунья. – Его глаза вспыхивают. – Ты зациклена на себе. Критикуешь и судишь других. Лицемерка. Эгоистка. И, честно говоря, доверяя тебе, я совершил самую большую ошибку в своей жизни.

– Квинт, – говорит Роза. Предупреждение, но запоздалое.

Он все сказал.

Нас больше нет.

От обиды все во мне кипит. Мне хочется накричать на нее, на них обоих. Я хочу, чтобы карма вынырнула из пространства вселенной и наказала его за то, что он осмелился сказать обо мне такое.

Я крепко сжимаю кулаки. Так крепко, как только могу. На Квинта это никогда раньше не действовало. Эта ужасная, подспудная сила всегда подводила меня, когда я пыталась покарать Квинта. Но на этот раз он проявил невиданную жестокость.

На этот раз он разбивает мне сердце.

На этот раз он действительно заслуживает кары.

Ногти впиваются в ладони.

Слезы застилают мне глаза.

К моему удивлению, Квинт вздрагивает от внезапной боли. Он отворачивается от меня, стискивая зубы, его лицо искажено. В какое-то мгновение он хватается за грудь, как будто что-то пронзило его, но тотчас опускает руку. И больше не смотрит в мою сторону.

Может, это прозвучит банально, а может, и наивно, но я надеюсь… О, я всем своим существом надеюсь, что его сердце тоже разбилось в этот миг.

– Пруденс. – Роза встает между нами, возможно, опасаясь, что я устрою тут погром. – Тебе лучше уйти.

У меня перехватывает дыхание. Вот и все. Меня выгоняют. Мне даже не платят за работу, но почему-то увольняют.

Стиснув зубы, я лезу в рюкзак, достаю тетради и папки с материалами для гала-вечера, швыряю их на стол Розы и ухожу прочь.

Я почти бегом спускаюсь по лестнице и вылетаю в вестибюль.

В дверях врезаюсь в женщину. Шона испуганно вздрагивает и ловит меня.

– О, успокойся, милая. С тобой все в порядке?

Я смахиваю слезы с глаз. Я не могу смотреть на нее. Я просто хочу уйти.

И тут мое внимание привлекает ее ожерелье со сверкающим кулоном.

Сердце останавливается.

Это сережка Майи.

Шона наклоняет голову набок, беспокойство отражается на ее немолодом лице.

– Пруденс?

Качая головой, я отступаю от нее. Спотыкаясь на пороге, выхожу из здания и хватаю свой велосипед. Я запрыгиваю на сиденье и кручу педали так быстро, как только могу, пытаясь выкинуть из памяти жестокие слова Квинта.

Я – хороший человек.

Эгоистка. Критикуешь и судишь других.

Я – хороший человек.

Зациклена на себе.

Я. Хороший. Человек.

Лгунья. Лицемерка. Ошибка.

В глазах туман. Дорога передо мной расплывается. Я съезжаю на обочину и бросаю велосипед у пальмы, прежде чем рухнуть рядом. Рыдания рвутся из груди.

– Я хороший человек, – кричу я себе, ни к кому не обращаясь. Может быть, только к мирозданию, если оно слышит.

Но меня мучает вопрос. Слова Квинта, колючие и полные ненависти. Его обвинения. Моя собственная неуверенность.

Я верю, что я – хороший человек.

Но что, если это не так?

Сорок три

– Вы жертвуете корзину? – У меня отвисает челюсть. – Ты шутишь!

Папа бросает на меня сочувственный взгляд, вкладывая в конверт подарочный сертификат «Венчерс Винил».

– Я понимаю, что твои отношения с Центром спасения закончились печально, но вряд ли в этом виноваты животные.

– Они обвинили меня в воровстве!

Он кладет конверт в корзину вместе с фигуркой-башкотрясом Джона Леннона, рождественским украшением в форме гитары и прочими музыкальными безделушками.

– Ладно. Ты мне вот что скажи. Только честно. Хорошо они там работают? Они заслуживают пожертвований или нет?

Я плотно сжимаю губы. Это похоже на предательство. Мои собственные родители – которые едва могут прокормить себя, – решили пожертвовать подарочную корзину на аукцион? Достаточно того, что они повесили один из плакатов в витрине магазина. Выложили рядом с кассой флаеры с рекламой гала. И вообще, на чьей они стороне?

Но я не могу сказать ему, что Центр не нуждается в деньгах или что они неправильно распорядятся пожертвованиями. Я думаю о Ленноне, моем морском льве, которого не видела почти три недели, но всем сердцем надеюсь, что с ним все в порядке, и знаю, что папа прав. То, что Роза и Квинт обвинили меня в краже денег, не значит, что животные должны быть наказаны. Они и без того настрадались.

У меня вырывается стон:

– Ладно. Мне все равно. Поступай, как знаешь.

– Обычно я так и делаю. – Папа тихонько напевает под музыку, звучащую в магазине, и вносит последние штрихи в оформление подарочной корзины. – Я сбегаю домой, перекушу. Тебе что-нибудь принести?

– Нет. Я в порядке.

В порядке. В порядке. В последнее время я всегда в порядке.

Я ворчу себе под нос, возвращаясь за прилавок. Джуд разбирает коробку с пластинками, полученными вчера. Папа теперь разрешает ему устанавливать цены с учетом состояния товара и анализа рыночной стоимости. Джуд держит в руках пластинку «Мотаун» [60], но с тревогой смотрит на меня.