Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

[…] Мы со Слащовым возражали, что все-таки необходимо организовать армию; это даст нам возможность произвести переворот.

— У нас имена слишком одиозные, и нам невозможно начинать это дело, — возражали оба генерала. — Беритесь вы за это дело, а если у вас что-либо наладится, то, может быть, и мы согласимся впоследствии возглавить армию»[165].

Когда чуть позже Автономов и Гуменный, опять-таки, по словам Шкуро, все же действительно стали уговаривать Радко-Дмитриева принять на себя командование армией, то он сам, а за ним и Рузский, решительно отклонили это предложение, ссылаясь на старость и болезни. Впрочем, Радко-Дмитриев сказал, что если здоровье его поправится и офицеры, поступающие в армию, будут пользоваться всеми присущими этому званию прерогативами, то он, может бьть, еще пересмотрит впоследствии свое решение.

Несколько забегая вперед, надо отметить, что даже такая, можно сказать, лояльная позиция генералов Радко-Дмитриева и Рузского не спасла их. Пять месяцев спустя, сразу после мятежных действий Сорокина, ЦИК и органы ЧК Северного Кавказа дали сигнал к началу красного террора, и первыми жертвами его стали не только эти генералы, но и десятки других офицеров старой армии.

Что касается Шкуро, то он «добросовестно» использовал мандат Автономова на мобилизацию казачьих частей и вскоре действительно организовал отряд. Когда же привлеченные им казаки спрашивали, куда он их поведет, Шкуро первое время не объяснял, или говорил, что придется воевать с немцами. Впоследствии же он выступил с этим отрядом против советской власти, захватывая поочередно Кисловодск, Ессентуки, Пятигорск.

После описанных ранее событий, связанных с конфликтом между военными и советскими властями на Кубани инцидент хоть и был слегка приглушен, но полностью не ликвидирован. ЦИК республики считал, что и Автономов и Сорокин все более узурпируют всю власть в республике, а это в создавшейся обстановке может привести к непоправимым последствием. Чтобы усилить свое влияние на армию и партийную работу в ней, ЦИК 29 апреля 1918 г. постановил организовать Чрезвычайный Штаб Обороны (ЧШО). В него вошли шесть членов ЦИК, в том числе и главком Автономов. Но он оказался там по сути дела один, в окружении своих недоброжелателей, главным образом представителей партии эсеров. Этот орган предназначался для управления всеми военными делами в республике и был наделен очень большими полномочиями. В принятом по этому поводу решении говорилось:

«Штаб Обороны революции создается для планомерной, организованной борьбы с внутренними и внешними врагами советской власти и для руководства всеми военными силами советской республики.

Кубанский Центральный Исполнительный Комитет наделяет Штаб обороны чрезвычайными неограниченными полномочиями.

За Кубанским Исполнительным Комитетом остается право требовать отчета, отзывать отдельных членов и распускать полностью Штаб.

Штаб состоит из семи членов, шесть избираются Центральным Исполнительным Комитетом и один представитель — от фронтового съезда.

Все избранные в Штаб комиссары сохраняют полномочия, которыми они ранее были обличены.

В Чрезвычайный Штаб Обороны революции избраны товарищи: Иванов, Гуменный, Кудрявцев, Выгриянов, Ивницкий, Дунин; кандидатами: Коробкин, Яков Полуян и один кандидат от фронтового съезда»[166].

3 мая вышел первый приказ ЧШО: отныне ему принадлежала вся военная власть. Главкомом назначался Автономов, начальником штаба вооруженных сил республики — Мацилецкий.

Первое время, пока только шла организационная работа, Чрезвычайный Штаб Обороны справлялся с задачами. Но постепенно во взаимоотношениях между Автономовым и некоторыми членами Штаба возникли серьезные проблемы. Причины разногласий член ЦИК военком Гуменный так объяснял:

«[…] самомнение и бестактность военно-безграмотного эсера Иванова (председателя Штаба), доходившие до того, что он каждую мысль главкома высмеивал тут же, не дав ему даже досказать, третируя всякий раз в глаза, превращая заседания в состязание в насмешках друг над другом, в мелких уколах самолюбия и т. д. […] А началось с неладов баб между собой, родственниц Автономова и родственниц Иванова […]»[167]