Типп никогда не стеснялся открыто проявлять чувства, но поцелуй в лоб – это что-то новенькое. Сморгнув слезы, Кива залпом выпила маковое молоко и отдала пустой стакан Джарену.
– Вот увидите, завтра мне уже будет лучше. – Она зевнула: лекарство начинало действовать.
– И п-потом мы придумаем, как тебе пережить следующую Ордалию, – сказал Типп, подоткнув ей одеяло.
Кива не ответила, лишь поудобнее устроилась в кровати и с облегчением нащупала под одеялом холодный металл амулета. Если принцессе Миррин можно верить, то Киве не придется беспокоиться о следующем испытании. А вот о двух последних…
Не в первый раз Кива задалась вопросом: о чем она думала, когда вызвалась на место Тильды? Она надеялась, что права и спасение уже на подходе, но если она ошибается… даже закрыв глаза и проваливаясь в сон от макового молока, Кива не могла не пожалеть о содеянном. Тем более когда воспоминание о поцелуе Типпа было еще так свежо.
– Спи крепко, Кива, – расслышала она шепот Джарена откуда-то издалека. Он сжал ее ладонь, и она вдруг поняла, что он до сих пор держит ее за руку, и с этим прикосновением, с этим шепотом она погрузилась в блаженный сон.
Когда Кива проснулась в следующий раз, стояла глубокая ночь. Увидев нависшую над ней тень, Кива с испуганным писком села в кровати. Через несколько секунд, когда глаза привыкли к тусклому освещению лазарета, она узнала в смутном силуэте человека – и пришла в еще больший ужас.
– Чем, во имя богов, ты думала?! – процедил смотритель Рук, сверкнув темными глазами. Кулаками он упирался в бедра.
– Я…
– Ты хоть понимаешь, что натворила? – выплюнул он. – Хоть представляешь, как безрассудно, как
– Креста угрожала убить Типпа, – перебила его Кива, не желая, чтобы Рук говорил с ней свысока. Тем более сейчас, пока маковое молоко еще не выветрилось и придавало ей лошадиную дозу храбрости.
– И что? – взмахнул смотритель руками. – Какой-то мальчишка! Дала бы ему умереть!
От одной только мысли об этом у Кивы кровь в жилах застыла.
– Он мне дорог.
– Тогда ты дура, – ткнул Рук в нее пальцем. – Что дальше-то? Даже если ты переживешь Ордалии – а ты не переживешь – что тогда? Ты уедешь, а Типп…
– Уедет со мной.
Смотритель замер. Отклонился на пятках, посмотрел на нее искоса.
– Что-что ты сказала?
Кива облизнула губы, надеясь, что справится. В голове стояла полная неразбериха из-за лекарства, и все же благодаря нему Кива чувствовала себя храбрее. Еще никогда в присутствии смотрителя она не вела себя настолько бесстрашно.
– Вы говорили, что Типп может покинуть Залиндов, если найдется опекун, готовый забрать его, – напомнила Кива. – Если я переживу Ордалии и выйду на свободу, я стану его опекуном. Он уедет вместе со мной.
Несколько мгновений смотритель молчал. Кива, преодолев боль, села повыше в кровати. Руки у нее взмокли в ожидании его ответа.
Наконец он заговорил:
– Но для этого тебе необходимо сначала пережить Ордалии.
Киве захотелось улыбнуться, рассмеяться, встать и затанцевать. Рук не спорил, не мог с ней поспорить, ведь она использовала его же слова против него. И все же Кива боялась, что он найдет какую-нибудь лазейку, какую-нибудь причину отказать. Но он сумел вспомнить только о том, как высоки ее шансы на неудачу. Что ж, на это у нее ответ имелся.
– Пока я как-то справлялась, – отозвалась Кива. – Десять лет в заключении, а я до сих пор жива. Что-то это да значит. – Она вспомнила, как Миррин назвала ее бойцом. А ведь это именно Рук рассказал ей о Киве.
– Ты жива, потому что я
При упоминании отца Кива отпрянула, но не смогла удержаться от горького ответа:
– Все просто знают, что я – ваш доносчик. Меня ненавидят, мне не доверяют. Поэтому меня и не трогают.
– Нет! – процедил Рук сквозь зубы. Кива еще никогда не видела этого бесчувственного человека настолько эмоциональным. – Ты протянула так долго, потому что все в этой тюрьме – и заключенные,
Кива чуть не фыркнула. За прошедшие годы над ней столько раз издевались, что и не сосчитать,