Мятежная кровь (СИ)

Луиджи был одет изящно, но не вызывающе, как многие другие аристократы, что несколько расположило к нему Рафаэля.

Как только Леннар удалился, он ровным голосом предложил ему сесть в кресло напротив. На это Луиджи почтительно молвил:

- Вы уверены, ваше высочество?

- А разве я должен сомневаться? - удивился юноша.

Наследник Тринидада не менее удивленно сказал:

- А вы разве не знаете? В Тамире никому не разрешается сидеть в присутствии царственных персон.

- Глупости! - немедленно заявил Рафаэль. - Какое это удовольствие – беседовать стоя, когда кругом полно кресел и диванов? Нет, мои гости будут сидеть. Поэтому садись!

Луиджи посмотрел на него с нескрываемым восхищением; в эту минуту Рафаэль выглядел потрясающе и говорил не хуже всякого древнего монарха.

Вампир сразу подумал, что ему такое непринужденное величие никогда не давалось и, несомненно, не дастся и в будущем.

Он покорно сел и неуверенно глянул на Рафаэля, тот пристально смотрел на него в ответ.

- Я хотел поздравить вас лично, ваше высочество, и увериться, что с вами все в порядке.

- Интересно, а почему ты допустил мысль, что я могу быть в беде? - тихо спросил юноша.

- Вы вчера так неожиданно исчезли… а потом не вернулись. Я опасался, что король увел вас из-за меня.

- Почему ты так решил?

- Потому что вы исчезли сразу после моего поздравления. И у короля, когда он уводил вас, было очень… недовольное лицо.

Рафаэль устало вздохнул. Некоторое время они молчали, затем эльф тихо проговорил:

- Скажи мне честно, Луиджи, ты неравнодушен к моему мужу?

- Ваше высочество, этого-то я и опасался! Нет, конечно, нет! Я уважаю Кристофа, восхищаюсь им, но никаких сердечных чувств никогда к нему не испытывал. Так же, как и он ко мне. Сначала, когда родители соединили нас узами помолвки, Кристоф откровенно презирал меня, тогда как я страшился его и с ужасом представлял, как буду жить с ним. Хотя, конечно, мое восхищение жило и тогда, но, поверьте, оно не имело для меня ровно никакого значения. Постепенно между нами возникли холодно-уважительные отношения, но никакого тепла никогда не проскальзывало. Никогда, ваше высочество. Поэтому я пришел в полное недоумение, когда вчера, на празднике, Кристоф так ласково встретил меня. Я сразу почувствовал неладное, потому и встревожился, когда он так поспешно увел вас. И сегодня пришел, желая выразить вам свое уважение, и увериться, что ничего плохого не произошло.

Рафаэль вдруг отвернул голову и в отчаянии сомкнул пальцы в замок.

«Солгал… Он и, правда, солгал мне! А я ведь так страдал, думая, что ему нужен не я… Кристоф, зачем?..»

Неожиданно он утратил всю свою величественность, тоска и страдание всецело завладели им, на глаза навернулись слезы.

Он прижал руку к лицу, но Луиджи успел увидеть отчаянное выражение, исказившее его прекрасное лицо.

Вампир в ужасе смотрел на него:

- Ваше высочество… Ваше высочество, что-то случилось, да? Он унизил вас?

- Нет, нет, - всхлипывая, повторял Рафаэль, - все в порядке. В порядке…

И тут Луиджи пронзило страшное озарение. Он упал на колени перед Рафаэлем и, чувствуя нарастающие слезы, стал гладить его по плечам:

- Ваше высочество… о нет, нет. Нет!

- Все в порядке!

- Я сразу заметил, что вы неестественно бледны, но только теперь понял… О Кристоф, будь ты проклят!

- Луиджи, перестань! - Рафаэль поднял голову и схватил его за руки. - Не говори никому о том, что узнал! Умоляю – не говори!

- Почему? Он надругался над вами, причинил такие страдания! Пусть все узнают, какое он чудовище!

- Нет! Поклянись, что не станешь никому рассказывать! Поклянись!

- Я не понимаю вас, - шептал вампир, слезы сострадания скатывались по его щекам, впитываясь в воротник камзола. - Я не понимаю вас, ваше высочество.

- Просто поклянись, - сказал Рафаэль, тяжело вздыхая. - Для меня это очень важно. Я очень прошу.

- Я… я… хорошо, я клянусь, но…

- Вот и все, - Рафаэль погладил его по волосам, - так надо. Так надо.

Луиджи, все еще проливая слезы, вдруг положил голову ему на колени, и Рафаэль как-то сразу успокоился, мягко поглаживая его по плечам, хотя отчаяние все еще душило его, не давая покоя.

Вампир так и остался подле его ног и, даже успокоившись, не счел нужным вернуться в кресло. Его сострадание к Рафаэлю было таким искренним и могучим, что он просто не мог думать о чем-то другом.

- Я ненавижу его, - свирепо заявил он, относительно успокоившись.

- Не надо, - тихо сказал Рафаэль, - Кристоф может стать хорошим, если захочет.

- Но он не хочет! И становится только хуже. Мне так жаль, ваше высочество. Так искренне жаль!

- Я верю, верю. И твое сочувствие как будто исцеляет мне душу.

- Как вы справились с этим? Вам помогли придворные? Тогда слухи все равно просочатся! - последние слова он произнес с весьма довольным видом. - Для владыки Тамира поступить так со своим супругом – это худшее злодеяние, какое только можно представить. Придворные не простят его, а народ и подавно. Конечно, никто не посмеет лишить его трона, но уважение… уважение будет безнадежно потеряно! И меня это радует!