Мятежная кровь (СИ)

В конце концов, карета остановилась у парадного подъезда, и Рафаэль осторожно сошел на дорожку – норигардская стрела, по правде сказать, нанесла ему серьезные повреждения, он потерял много крови и, в сущности, должен был оставаться в постели еще несколько недель, но в тот момент физическое состояние не имело для него ровно никакого значения.

Белоснежные стены родного замка, желто-зеленые палисадники, золотистая дорожка, ведущая к дверям – все это живо напомнило ему о прежних днях, проведенных на родине. Кажется, прошло столетие с тех пор, как он уехал отсюда, а ведь на самом деле – всего несколько месяцев. Даже воздух здесь лучился воспоминаниями, родными и освежающими. Как ни странно, порыв ностальгии нисколько не расстроил его, а напротив – исполнил радостью и теплом.

Навстречу гостям вышли слуги, нарядно одетые придворные эльфы – Рафаэль невольно усмехнулся, увидев знакомые лица; конечно, всех их он непрестанно видел с самого детства.

Слуги изумленно уставились на него, не столько удивленные внезапным визитом, сколько потрясенные его измученным видом. Многие из них, те, что ухаживали за ним еще с младенчества, хотели на радостях поцеловать нежданного гостя, но вампиры, стоящие позади, хмурыми взглядами дали понять, что это не слишком удачная идея.

- Ваше высочество, - сказал Орми, эльф, с которым Рафаэль с детства играл в шахматы. - Мы счастливы видеть вас в Эльфланде. Я проведу вас к отцу. А ваших проводников, если угодно, устроят в западном крыле.

- Хорошо, - кивнул Рафаэль и молча последовал за эльфом.

Тихие приглушенные тона, мягкие аристократические предметы интерьера – никакого сходства с агрессивным величием дагонского дворца. Он скучал по всему этому и теперь, рассматривая стены, которые прежде видел изо дня в день, чувствовал, что вернулся в родное пристанище.

Здесь его дом. Здесь, не в Тамире. Мысли о Кристофе, суровые, мрачные и гнетущие, отступили, хотя, конечно, сердце эльфа все еще холодело, вспоминая о пережитых страданиях.

Они торопливо шли к тронному залу, просторному и скромному в сравнении с громадным, сияющим пурпуром и алмазами залом приемов в Дагоне, хотя раньше Рафаэлю казалось, что это самое удивительное и грозное место на свете.

Почему-то ему пришло на ум, что Кристоф, наверное, солгал и нисколько не скучает, и это предположение вызвало у него искреннюю радость. Радость, приправленную грустью и странным смятением.

Но вот они вошли в зал, и юноша мигом отвлекся от неприятного заключения. Напротив окна, за широким столом, усеянным всевозможными книгами и документами, сидел король Адриан, а рядом – Каролина. Правитель что-то усердно втолковывал дочери, а она, недовольно морщась, хмуро листала потертую книжку.

Рафаэль чуть не рассмеялся. Адриан пытался учить девушку политическим хитростям.

Орми торжественно воскликнул:

- Его высочество, милорд Тамира – Рафаэль!

Изумление, отразившееся на лицах родных, невероятно развеселило эльфа. Но, впрочем, удовольствие от произведенного эффекта тут же улетучилось, как только он заметил страх в глазах сестры.

Каролина пришла в ужас, увидев его лицо. Бледное, изможденное, смертельно усталое – как оно отличалось от сияния жизни, которое всего несколько месяцев назад излучал принц Эльфланда! Его красота сохранилась, но внутреннее страдание лишало ее прежнего сказочного могущества.

С трудом подавив отчаяние, Каролина сорвалась с места. С криком «Эль!» она сжала его в объятиях, но тут же в страхе отпустила, поскольку он застонал от боли – сама того не сознавая, девушка задела все еще ноющую рану.

- Все в порядке, - Рафаэль попытался стереть с лица мученическое выражение. - Просто я… немного ранен.

К ним подошел Адриан. Глаза его излучали нестерпимую горечь:

- Что произошло, Рафаэль? - спросил он, мягко гладя сына по щеке.

- Ничего, о чем нам стоит говорить, - твердо сказал юноша. - Я приехал к вам ненадолго. Может, на неделю или две. Потом я вернусь.

- Ты можешь остаться навсегда, если хочешь, - сказал правитель Эльфланда. - В родном доме ты не должен отчитываться. Я счастлив, что ты к нам приехал.

Он осторожно поцеловал его в макушку.

- Ты и не знаешь, как много значат для меня эти слова, - тихо прошептал Рафаэль.

Они помолчали. Каролина тронула брата за локоть:

- Ты не хочешь ни о чем нам рассказывать, потому что это… ужасно?

- Нет, вовсе нет. Просто… это не слишком приятно. Но не ужасно.

- Мы не станем допытываться, Каролина, - сказал Адриан. - Рафаэль волен сам решать, что говорить, а что нет. Однако теперь я понимаю, что в тот день должен был проявить твердость и, невзирая на твою решимость, казнить сына Элама.

Как ни странно, эти слова ничуть не понравились Рафаэлю. Кристоф поступал с ним жестоко и несправедливо, глумился над его чувствами и, в конце концов, сломал их, но все равно… стоило ему подумать о том, что он мог умереть, как в его сердце вспыхнуло негодование:

- Я ни о чем не жалею, - серьезно сказал юноша. - Я поступил правильно и всегда буду так считать. Не нужно перекладывать всю вину на Кристофа. И не нужно желать ему смерти. Мне противно это слышать.