Мятежница

Ханлей был настолько поражен, что несколько секунд, оцепенев, стоял на месте. И лишь с трудом придя в себя, повернул свой меч в сторону оставшегося в живых мага. Впервые в глазах Гэйлона появилась осознанность. И если бы Леланд не был уверен в обратном, подумал, что маг насекомых улыбается. Мгновение спустя Гэйлон отправился вслед за старшими братьями в преисподнюю.

Ханлей повернул коня и направил острие окровавленного меча в горло ошарашенного Бреннера.

— Капитуляция! — приказал Леланд. — Немедленно!

Через минуту над армией сасенаров был поднят белый флаг. Мятежники, издавая хоровые радостные крики, рыдали и смеялись одновременно. Над полем, окропленным кровью, встало солнце. Лорды бросали мечи на землю, принимая поражение с гордо поднятыми головами. Победители обнимали друг друга, вопили, хохотали и плакали, не сдерживая эмоций. Военные врачи и их помощники огромной ватагой бросились на спасение тех, кто еще был жив.

Впереди предстояла тяжелая работа для всех. Теперь каждый был ответственен за построение нового государства под названием Глин-Гудвик Саггарт. Но главное уже произошло. И воодушевленный и счастливый народ готов был с радостью преодолевать любые трудности во имя их любимой родины.

Богиня земли Фрея, материализовавшись возле предводителя мятежников, подошла и черному рогатому угольку, некогда бамболтону, и, подняв его с земли, почесала обугленное брюшко.

— Шермут, — обратилась девочка к сестре. — Плесни-ка на этого маленького героя своей живительной водой. Герой, решивший исход битвы, не должен умереть. Лично мне такие отчаянные ребята пригодятся в подземелье.

— Мы больше не вернемся в подземелье, — ответила ей сестра, с улыбкой глядя на Леланда.

С такими же радостными улыбками на своего вождя смотрели его верные солдаты. Улыбалась ему и его жена, глядя на мужа с гордостью и благоговением. Но сам Ханлей не улыбался. В глазах этого великого человека, предводителя армии сиу, смелого и отчаянного, гордого и отважного, впервые в жизни стояли слезы.

Глава 23

Йен почувствовал крепкую дружескую руку Патрика на своем плече, когда стоя в кабинете напротив важного чиновника Корка, морально готовился отстаивать свою честь и права. Мужчина, сидевший напротив них, худощавый и долговязый, внимательно ознакомился с предоставленным Йеном в письменном виде рапортом о том, что на самом деле произошло в тот злополучный день в одном из военных лагерей сасенаров, когда мужчину отправили в лиффордскую тюрьму.

Чиновник хмыкнул себе в усы и поднял на мужчин лукавый взгляд.

— Честно признаться, — ровно произнес он и помахал в руке бумагой, — мне это все давно известно, молодые люди. Даже более того.

Он довольно подметил, как округлились глаза мужчин от удивления, и специально растянул паузу.

— Дело в том, — не сразу пояснил он, наслаждаясь смятением Макинтоша и Маллоу, — что недавно в этот самый кабинет ко мне попала приинтереснейшая особа. Ее имя Жанет Делейни. Думаю, она вам знакома.

По тому, как блеснули глаза Йена, чиновник понял, что попал в точку, и продолжил:

— Дело в том, что эту красотку нашли умирающей, сильно пострадавшей из-за своей женской глупости. Она, решив, что в Глин-Гудвике ей больше делать нечего и польстившись на обманное предложение оберджини поселиться на их островах, сбежала к этим ублюдочным тварям. Ее, изуродованную и измученную, обнаружили мои люди случайно на одной из дорог к Корку. Девица спасалась бегством от тех, к кому сама однажды убежала из страны. Дни кари Делейни были сочтены, и она, видимо, решила самостоятельно отпустить себе все грехи, а меня выбрала в качестве слушателя. Сидя на этом самом месте, — мужчина кивнул на стул, стоявший напротив его рабочего стола, — девица и поделилась со мной всеми своими деяниями. Чего я тогда только не узнал. В том числе, как она обманом использовала вашу жену, чтобы вы оказались в тюрьме.

С каждым словом, слетающим из уст чиновника, Йен ощущал лютый холод в груди и отчаяние. Чувство вины, что в последнее время он прятал в самый дальний уголок своей души, выплеснулось на поверхность и затопило его. Мужчина ощущал себя последним мерзавцем Глин-Гудвика, и запоздалое раскаяние обрушилось на него, как поток ледяной воды.

— Мы уже собирались направить за вами отряд в Лиффорд, когда пришло известие, что вы сами освободили себя, — ухмыляясь, закончил свой рассказ чиновник.

Еще он добавил, что теперь по законам страны Макинтош считается абсолютно невиновным и может распоряжаться своей жизнью, как ему вздумается. Но Йен уже не слушал его. Хмурясь, он развернулся на пятках и, не издав ни звука, вышел за дверь. Ошарашенному Патрику самому пришлось благодарить чиновника за Йена.

Чем ближе мужчины становились к потаенному жилищу Макинтоша, тем сильнее Йена охватывала паника. Верный Меверек почувствовал дрожь во всем теле своего хозяина и тоже занервничал.