Мятежный корабль

Председателем судового комитета на фрегате «Лондон» избрали Ричарда Паркера. Насколько можно судить, это был человек замечательный по ораторскому таланту и по революционной энергии. Бывший боцман, разжалованный в рядовые за дисциплинарные проступки и за смелое отстаивание матросских прав, он пользовался огромным влиянием среди товарищей. В великом восстании английского флота он играл роль примерно аналогичную той, которая досталась на долю Джона Адамса во время мятежа на «Баунти». Только судьба его сложилась несравненно более трагично.

Паркер знал, что надо ковать железо, пока горячо. Благодаря его усилиям, открытый мятеж в тот же день распространился на все корабли, стоявшие на рейде. Все команды вышли из повиновения. Офицеры были обезоружены, арестованы, заперты под замок или свезены на берег. Тогда Паркер отправил адмиралу Чарлзу Бакнеру, старшему флагману Северной эскадры, новую петицию. Форма ее попрежнему была очень вежливая и почтительная, но содержание несколько изменилось. К прежним экономическим требованиям прибавлено было одно новое, совсем иного рода: свезенные на берег офицеры возвращаются к своим должностям не иначе, как с согласия судовых комитетов. По существу это означало бы введение выборного начала в деле командования английским флотом. Самые основы морского могущества Великобритании вдруг зашатались.

Флагман возразил, что не может приступить к рассмотрению каких бы то ни было петиций и пожеланий до тех пор, пока матросы не вернутся к исполнению своих обязанностей и не допустят обратно на корабли всех офицеров. Вместо ответа, Паркер произвел десант на берег. Взломав ворота арсенала, мятежники завладели вооруженными баркасами, стоявшими вдоль набережной, и пригрозили потопить все корабли эскадры, если делегаты Адмиралтейства не явятся для совещания с ними на борт линейного корабля «Сандвич», который являлся теперь главным очагом восстания.

Общие силы эскадры равнялись двадцати четырем вымпелам, причем половину этого числа составляли большие линейные корабли с многоярусными бортами.

Вход в Темзу был прегражден, и матросы не позволяли ни одному судну подниматься вверх к Лондону или выходить в море без официального пропуска, подписанного Паркером. Настроение команд было боевое и приподнятое, но революционная сознательность большинства оставляла желать многого.

9 июня, в день рождения короля Георга, матросы по обычаю салютовали из орудий и кричали ура. Эти верноподданнические манифестации, надо думать, придали храбрости перетрусившему военно-морскому начальству. Fie прошло и двух дней после празднования королевского рождения, как правительство Англии изъявило, наконец, свою непреклонную волю. Три линейных корабля — «Нептун», «Ланкастер» и «Азинкур» под начальством адмирала Эразмуса Гувера вышли из Портсмута и направились к устью реки Темзы. На «Нептуне» помощником командира служил наш старый знакомый Вильям Блай.

За несколько лет перед тем он командовал фрегатом «Провиденс» и еще раз побывал на Таити, причем по возвращении Королевское общество присудило ему золотую медаль за научные заслуги. После открытия военных действий он неоднократно принимал участие в морских боях против французов. Но о воинских подвигах Блая мало что известно вплоть до того момента, когда его зловещая фигура вновь выступила из туманов истории на командирской рубке «Нептуна».

После того как правительственные корабли выстроились в одну линию, адмирал Гувер сигналом предложил мятежникам сдаться, угрожая в случае отказа немедленно открыть огонь.

Перевес сил был безусловно на стороне восставших. Если даже не считать второклассных судов, они имели в своем распоряжении двенадцать кораблей против трех. Но здесь нужно принять в расчет невесомые величины: Англия вела кровавую войну не на жизнь, а на смерть с исконным наследственным врагом. Французские крейсеры угрожали ее торговле; правительство Директории подготовляло высадку в Ирландии. Английское правительство не щадило денег на пропаганду. Патриотические газеты обливали грязью «франкофилов» и повсюду распространяли страх перед французскими шпионами и провокаторами, только о том и помышлявшими, как бы возбудить гибельную смуту среди верноподданных его величества. Этим россказням верило общество, должны были поневоле верить и английские матросы. Чтобы подняться выше национальных распрей, чтобы различить во мгле будущего отдаленные всемирные результаты этого движения, начавшегося во имя пайка и прибавки жалования, нужна была такая широта революционного кругозора, какой не обладали, да и не могли обладать люди, весь свой век прожившие в тисках палочной дисциплины.

Поэтому междоусобный бой в устьях Темзы, бой, который, судя по всему, должен был окончиться полной победой восставших, так и не состоялся. Десять тысяч человек, еще недавно полных решимости и бодрой отваги, малодушно отступили и предали своих вождей.