Мятежный корабль

В начале следующего года умерла жена Кинталя. И без того грубый, Кинталь, теперь всегда полупьяный, стал совершенно невыносим. Хотя на острове имелось достаточно женщин, он потребовал от Юнга, чтобы тот уступил ему Миото. Конечно, такая наглая претензия встретила резкий отпор, но Кинталь не отказался от своего намерения.

Как-то утром он застал Миото одну в поле и попытался насильно овладеть ею. Миото стала сопротивляться, звать на помощь. Охотившийся поблизости Юнг прибежал на крики с ружьем в руках. Кинталь окончательно озверел и с дикими проклятиями бросился на Юнга. Только весьма недвусмысленная угроза пристрелить его на месте заставила Кинталя сдержаться.

Поведение его становилось все более и более безрассудным. Я и Юнг должны были притти к заключению, что нам следует избавиться от него, если мы не хотим сами погибнуть. Однажды вечером Кинталь попытался поджечь дом Юнга, и я пристрелил его.

Из семнадцати мужчин, девять лет назад высадившихся на острове, осталось только нас двое. В течение года мы жили спокойно. Теперь Юнг гораздо меньше тосковал о родине; Миото и сын примирили его с изгнанием. К сожалению, астма, и прежде сильно мучившая его, значительно усилилась. Он с каждым днем все слабел и, наконец, принужден был слечь.

Однажды утром Миото прибежала за мной в слезах и сказала, что ее муж умирает. Я поспешил в его хижину. Он уже не мог ничего сказать и молча протянул мне руку. Через несколько минут Юнга не стало. Это произошло в июне 1800 года.

Я остался один. Потеря последнего товарища очень опечалила меня. Долгое время я чувствовал себя подавленным и разбитым. Иногда мне казалось, что моя жизнь стала бесцельной. Но это состояние продолжалось недолго, и вскоре я примирился со своей участью.

На острове в это время было девятнадцать детей, из которых некоторым шел уже девятый или даже десятый год. До тех пор они находились всецело на попечении матерей. Теперь я решил сам заняться их воспитанием. Каждый день по нескольку часов я посвящал обучению детей грамоте. С «Баунти» мы захватили несколько книг и в их числе библию, по которой я и учил читать. Пишу я не слишком хорошо и научить детей письму не мог.

Кроме грамоты, я старался передать ученикам и все остальные свои познания. Я рассказывал им о разных странах, виденных мною, и о народах, живших там, о зверях и растениях, одним словом, обо всем, что я сам знал.

Большинство детей имело хорошую память; слушали они меня охотно, и я бесконечно радовался при мысли о том, что если когда-нибудь им придется покинуть этот остров, они вступят в мир не невежественными дикарями.

Так проходил один год за другим. Дети росли, превращались в юношей и девушек, женились и выходили замуж, и у них в свою очередь рождались ребята. Спокойная жизнь ничем не нарушалась.

Несколько лет тому назад, в 1808 году произошло большое событие. В тихое безоблачное утро к нашему острову пристало первое судно. То был американский китобой «Топаз» под командованием капитана Фолджера. Он торопился на промысел и оставался у Питкэрна только до вечера. Капитан Фолджер побывал на берегу; зайдя ко мне, он увидел компас и хронометр, взятые нами с «Баунти», и с моего разрешения увез их с собой, обещав переслать в Адмиралтейство. Много месяцев после этого я со дня на день ждал прихода какого-нибудь английского корабля. Но годы шли, и ни одного паруса не появлялось на горизонте.

Сегодня утром мой сын и сын покойного мистера Кристиена работали на плантациях в западной части острова и заметили ваши корабли. Они прибежали ко мне. Я узнал английские флаги и велел юношам выехать в лодке навстречу и предложить вам высадиться на острове. Теперь в Англии узнают о существовании нашей колонии. Что бы со мной ни случилось, она не будет брошена на произвол судьбы, и о моих детях и детях умерших товарищей позаботится правительство.

Конец своего рассказа Джон Адамс произнес дрожавшим от волнения голосом. Слушатели тоже были взволнованы. Противоречивые чувства боролись в них. Простое человеческое сострадание говорило одно, а кастовые предрассудки английских морских офицеров твердили другое. После нескольких мгновений тягостного молчания капитан Стейнс произнес:

— Если бы наша встреча произошла двадцать лет назад, я вынужден был бы заковать вас в кандалы и отвезти в Англию. Но теперь я не имею никакого права сделать это.

С точки зрения Адмиралтейства ваше преступление, каково бы оно ни было, безусловно погашено давностью. А я со своей стороны полагаю, что вы искупили его всей вашей последующей жизнью.

Стейнс крепко пожал руку Адамсу. Тот с чувством поблагодарил и принялся расспрашивать, что делалось в мире за долгие годы, прошедшие с тех пор, как он покинул Англию. Он не имел об этом ни малейшего представления. Но больше всего его интересовала судьба товарищей, оставшихся на Таити. Крупные слезы потекли по его лицу, когда он услышал о трагическом конце некоторых из них на «Пандоре» и на «Брансуике».