В достаточной степени, чтобы позволить ей выскользнуть из-под него. Чтобы повернуться и сесть на кровати, вопросительно вскидывая бровь, когда она принимается искать свою палочку в куче их одежды.
— Я никогда не видел тебя такой, — говорит он тихо — задумчиво — наблюдая за тем, как она наколдовывает резинку для волос и пытается как-то организовать этот хаос у себя на голове.
— С завязанными волосами? — спрашивает она, стараясь не отвлекаться на наклон его плеч, теперь более заметных в этой полоске света.
Он качает головой, и она осознаёт, куда именно он смотрит. Краснеет, опуская взгляд на своё голое тело — смятые простыни собрались вокруг её талии.
— Ты постоянно видишь меня голой, — говорит она, борясь с желанием прикрыться. Драко, может, и сказал, что любит её, но он точно никогда не называл её красивой — и она задумывается о том, заметит ли он, что одна её грудь чуть больше другой. Заметит ли эту неуклюжую россыпь веснушек в ложбинке между ними. Ей интересно, беспокоит ли его то, что ей в этом смысле больше нечего ему предложить.
— Но мне никогда не удавалось рассмотреть, — говорит он, и ей снова кажется, что он читает её — так его взгляд скользит по её телу, не пропуская ни один дюйм голой кожи. Внутри неё поднимается волнение. А ей сейчас нельзя волноваться.
Поэтому она сглатывает, облизывает неожиданно пересохшие губы и заставляет себя спросить:
— И что ты думаешь?
Меньше всего она ожидала, что он усмехнётся.
— Ты знаешь, что я думаю, — тянет он, качая головой. Холодно. Пренебрежительно.
Она снова сглатывает, чувствуя, как это волнение внутри неё стремительно разрастается.
— Нет. Ты никогда мне не говорил.
Что-то новое проскальзывает в его взгляде. Его брови чуть вздрагивают. Он садится поудобнее, но сначала ничего не говорит.
А затем он выдыхает:
— Я показывал тебе, что я думаю.
Её пульс чуть подскакивает, но она всё равно ещё не удовлетворена. Она заставляет себя сесть ровнее и надавить ещё раз.
— Я хотела бы услышать, что ты думаешь, если ты не против.
Её язвительный тон заставляет его усмехнуться; он чуть прищуривается, и на мгновение ей кажется, что они снова на первом курсе. Испытывают и раздражают друг друга.
— О, если я не против?
— Да, если ты не против, — она садится ещё ровнее, внутренне ужасно беспокоясь из-за того, что она полностью у него на виду.
Драко скрещивает руки, откидывает голову на изголовье кровати и смотрит на неё сквозь полуприкрытые веки. Он излучает превосходство и высокомерие, и в какой-то момент она начинает паниковать.
Потому что это может стать одним из тех моментов, когда он захочет продемонстрировать ей свою неприятную сторону.
— Ну, Грейнджер, если ты хочешь знать, — он почти шипит, и ей приходится собрать все свои силы, чтобы не зажмуриться. Не закрыться простынёй, не спрятаться. — я представлял тебя.
Все её ожидания рассыпаются в пыль.
— Что?
Драко неловко ёрзает на месте, опускает взгляд на простыни, чтобы не смотреть на неё.
— На третьем курсе, — продолжает он; его голос звучит резко и как будто бы возмущённо. — Отец вдруг стал меньше участвовать в моей жизни. Он был занят встречами — думаю, ты знаешь, какими. Я вдруг перестал нуждаться в том, чтобы быть лучше Святого Поттера во всём, потому что я знал, что не буду получать язвительное письмо каждый раз, когда его оценки будут хотя бы чуть лучше моих.
Она что-то чувствует. Вину? Она думает, что он бы убил её, если бы знал, что она сочувствует ему, особенно судя по тому, как он спешит проговорить это всё.
— У меня стало гораздо больше времени, и у меня в голове освободилось очень много места, которое раньше занимал он, — Драко бросает на неё короткий взгляд, прежде чем снова сконцентрироваться на простынях. — мне было тринадцать, — говорит он, пожав плечами. — я не знал, что со мной было не так. Я просто знал, что мне периодически нужно было пробираться в подсобку с мётлами и засовывать руку в штаны.
Она чувствует, как краснеет. А потом он как бы срывается.
Он звучит горько, едко и всё более яростно, и это не стыкуется ни с чем из того, что он говорит.
— Я чувствовал, что потерял самообладание. Мне было так стыдно за это, но это было единственное, чем мне хотелось заниматься. И, ёбаный Мерлин, я никогда не видел никого симпатичнее тебя.
У неё перехватывает дыхание. Он едва ли замечает это.