Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)

— А что происходит… если вы ничего не пишете?

Нотт горько усмехается.

— Мы отправляемся в тюрьму, Грейнджер. — и после тяжелой паузы он добавляет, — поздравляю, вы выиграли войну.

Она могла бы ответить на это. Могла бы напомнить ему о том, что если бы его сторона выиграла, она бы, наверное, была мертва. Нет. Она бы определённо была мертва. Уничтожена, словно насекомое. Как и полагается мерзкой грязнокровке. Но, опять же, она держит рот на замке. Бросает взгляд на фиолетовую тетрадь.

— Вам нужно писать каждый день?

Нотт не удосуживается сказать “да”. Он просто говорит:

— Скорее всего, Дементоры уже в пути.

У неё внутри всё сжимается. Её глаза снова находят фиолетовую тетрадь.

И она тут же принимает решение.

— Какого хуя ты делаешь? — шипит он, когда она обходит кровать и тянется к тетради. Её палочка оказывается направлена ему в лицо до того, как он успевает подойти к ней. Он останавливается.

— Я исправляю свою ошибку, — тихо проговаривает она. — отойди.

Он кажется сбитым с толку. Это первый раз, когда она видит его на грани.

— Если ты уничтожишь тетрадь — у него даже не будет суда, — и это первый раз, когда она слышит отчаяние в его голосе.

Рон и Гарри прекратили спорить. Больничное крыло погружается в тишину. В напряжённую тишину.

— Я не собираюсь её уничтожать.

Её рука накрывает переплёт. Она забирает тетрадь и пятится из больничного крыла, всё так же направляя палочку на Нотта и прекрасно видя удивлённые лица мадам Помфри, Гарри и Рона.

Она уносится в бешеном темпе.

На полпути по коридору она превращает кончик своей палочки в перо, переворачивая страницы тетради одной рукой; отыскав первую пустую страницу, она удерживает её большим пальцем.

5 октября, 1998, записывает она, и это практически невозможно разобрать.

Дневник,

Она забрала её у меня. И она была неправа. Так неправа.

Она забрала её, потому что чувствовала себя беспомощной. Потому что хотела получить… контроль? Силу? Оружие против меня? Она даже не знает, что именно.

Но ей не стоило этого делать. И ей жаль.

Ей правда жаль.

Потому что она видит, что я пытаюсь. Что я разбираюсь с последствиями своих прошлых действий и принимаю их. Она видит, что я борюсь. Она видит, что я этого не заслуживал.

Она видит, что я не тот, кем был раньше.

И она прощает меня. Даже если я никогда не смогу извиниться. Она прощает меня.

Драко

Когда она заканчивает писать, её рука дрожит, и она поднимает голову, чтобы обнаружить себя перед дверью, ведущей в совятню. Она заходит внутрь, и несколько сов поворачивают головы, чтобы посмотреть на неё.

Она знает, как выглядит сова Драко. Ждёт не меньше получаса, пока та появится. Когда она приближается, та подозрительно смотрит на неё, наклоняя свою белую голову в золотую крапинку.

— Сигнус, — мягко говорит она — она вполне уверена, что сову зовут именно так. — Можешь отнести это туда, куда нужно?

Когда она протягивает дневник, птица пронзительно кричит, узнавая его. Один раз щёлкает клювом, прежде чем сомкнуть его вокруг края переплёта.

И только когда её золотые крылья исчезают за горизонтом, Гермиона позволяет себе сесть — свалиться прямо на пол, посреди совиного помёта и оборванных перьев — и она плачет.

Она, чёрт возьми, плачет.

========== Часть 12 ==========

Комментарий к

Ужасно извиняюсь за такой перерыв, но не обещаю, что больше так не буду. Сессия — дело такое.

6 октября, 1998

Дневник,

Я, очевидно, в сознании.

Я также, очевидно, не в Азкабане. Пока. Мне кажется, это может измениться в любой момент.

Она…

Блядь, она отправила ёбаный дневник. Вместо меня. Ради меня. После того, как она, блядь, украла его. После того, как я, блядь…

После того, как я напал на неё.

Мерлин, я, блядь, напал на неё — чем я вообще, сука, думал?

Помнишь, как я писал о том, как абсурдно было бы хотеть чего-то подобного? Да — я знаю. Ирония на вкус как мышьяк.

Она просто — она, блядь, сводит меня с ума. Я говорил. Я предупреждал. Я, блядь, предупреждал. Всё записано. Грейнджер. Ёбаная, ёбаная Грейнджер. Это всегда Грейнджер. С её ебанутыми безумными, блядь, волосами, и с этими ёбаными веснушками, которые похожи на корицу, и с этими ёбаными карими глазами.

Я назвал её ёбаной сукой. Грязнокровкой и ёбаной сукой.

Я никогда даже Пэнси так не называл.

Она просто — она просто, блядь —

Пиздец.

Я хочу убить ее почти так же сильно, как и поцеловать ее.

Нет. Нет, я хочу сделать не это. Я не хочу целовать её. Я хочу, чтобы на моём матрасе остался отпечаток её тела. Я хочу снова услышать эти ёбаные звуки, которые она издавала тогда. И я хочу разрушить её жизнь.

То, что она, блядь, написала — ёбаный Мерлин.

Мне стоит вырвать эту страницу. Это просто какое-то дерьмо.

Но мне нравится смотреть на её хреновый почерк.

Не спрашивайте. Я, блядь, не знаю, почему.

Драко

6 октября, 1998

Девушки в общежитии смотрят на неё.

Они смотрят на неё, пока она одевается — смотрят на неё, пока она чистит зубы. Выражения их лиц пропитаны той самой жалостью, которую она ненавидит. Но они не смотрят ей в глаза. Они смотрят на её шею.

Она задаётся вопросом о том, почему не наложила чары на всё это. Думает, что и не будет.