Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)

Через пару месяцев после войны она как-то прочла в Пророке, что МакГонагалл сама заново наложила все защитные заклинания в процессе реконструкции Хогвартса. И если это так, их было бы нелегко одолеть.

Внутри неё вспыхивает очень специфический страх — тот, который она не чувствовала с того момента, как Гарри произнёс своё последнее заклинание в тот день. Это тот страх, который заставлял её держаться, пока они были в бегах. Тот страх, который удерживал её в живых, заставлял её ожидать опасности на каждом шагу.

В течение долгого времени она чувствовала его каждый день. Как голод, усталость или любое другое естественное ощущение.

Это не может быть хорошим знаком — то, что он вернулся.

Домашние эльфы и профессора украшают стены замка хэллоуинскими декорациями, но она едва замечает это, когда проносится мимо них. Она не останавливается, чтобы задуматься о том, является ли этот адреналин, который она чувствует сейчас, таким необходимым. Возможно, это та жалкая радость, которая приходит, когда ты чувствуешь себя нужной — чувствуешь, что делаешь что-то хоть сколько-нибудь полезное.

После войны в её повседневной жизни не было ничего подобного. Есть подозрение, что у неё может быть какое-то перманентное влечение к опасности.

Это объяснило бы Малфоя.

Она отбрасывает эти мысли и ускоряет темп, её сердце бьётся как сумасшедшее. Но её недолгое возбуждение обрывается, когда она обнаруживает, что охранные заклинания перед кабинетом МакГонагалл сияют золотом.

Она общается с кем-то другим.

Гермиона тормозит перед статуей грифона; для энергии, бьющей ключом внутри неё, не находится выхода.

Она добрых десять минут шагает по фойе перед статуей, сжимая руки в кулаки, чувствуя беспокойство — тревогу. Ослабленное защитное заклинание может разрушиться в любой момент. Всё то, что пытается проникнуть сюда, уже могло сделать это.

Эта мысль вызывает новую вспышку знакомого страха, и в следующую секунду она уже уносится обратно; каблуки стучат по каменным плитам, она нащупывает в кармане свою палочку. Она переросла тот возраст, когда ей нужны были взрослые, чтобы решать проблемы.

Она прошла войну. Она справится сама.

Гермиона проходит что-то около тридцати ярдов вдоль поля для квиддича примерно за полчаса. Следует за тем, как двигался её взгляд — с трибун и до того места, где она увидела этот мираж перед Хогсмидом.

И она ничего не находит.

Но она не сумасшедшая. Ей не привиделось.

Она знает, что она видела.

И это её так сильно беспокоит, что она остаётся там до наступления темноты.

31 октября, 1998

Она не хотела приходить.

Как оказалось и Гарри тоже, но, спасибо Джинни — они оба здесь. Среди всего этого блеска и колдовства, в Большом Зале на ежегодном хэллоуинском балу. Зал погружен в полумрак, парящие фонари в форме тыкв скрашивают таинственное очарование ночного неба. Факелы висят вдоль стен, время от времени мистически мерцая. Пахнет тыквой и пряным сидром, и у МакГонагалл не возникло никаких проблем с тем, чтобы привезти Ведуний в качестве развлечения.

В конце концов, какая группа отказалась бы сыграть спасителю Волшебного мира?

Их музыка — громкая и энергичная, все вокруг танцуют, прыгают и сталкиваются друг с другом. Гарри и Гермиона стоят среди всего этого, словно каменные колонны. Это один из его худших дней — она видит. Его шрам то и дело начинает болеть, во всяком случае, он ей так сказал, точно как и её собственный, и она уже несколько раз за этот вечер видела, как Гарри потирал его.

На самом деле, Гарри проделал огромную работу, поддерживая всех остальных — особенно Рона. Ему удалось не зацикливаться на прошлом и сохранять хорошее настроение, но это тяжёлая задача. Задача, с которой он не может справляться каждый день. Поэтому она не спрашивает, почему он не хотел идти сюда. Почему он не улыбается.

Они позволяют друг другу не говорить об этом.

Она никогда не притворялась, что наслаждается послевоенными праздниками, а потому достаточно очевидно планировала пропустить этот бал. Но Джинни — упрямой Джинни — оказалось достаточно разложить костюм на её кровати в комнате девочек и посмотреть умоляюще.

И теперь она здесь, со стаканом сидра в одной руке, стоит, прислонившись к Гарри. Считает минуты до конца. Джинни одела её в кого-то вроде арлекина; короткое платье с корсетом и ромбовидными узорами, со смехотворными маленькими колокольчиками, свисающими по краям складок. Она отказалась от шляпы, поэтому Джинни достаточно дико начесала её волосы, а затем завязала их в пучок, оставив пару свободных кудряшек по краям её лица. Кроме того, Джинни настояла на макияже, растушевала темноту вокруг её глаз и нарисовала какие-то узоры по краям. И, конечно, чёрные губы.

Она чувствует себя идиоткой.

Но способ справляться, который использует Джинни — это шумное веселье, и она не собирается ей мешать.

Чтобы соответствовать Джинни, Гарри оделся в принца, он в жилете и потрясающем пиджаке. Конечно, это не его выбор, но судя по тому, как он смотрит на Джинни, которая великолепно смотрится в своём длинном платье принцессы, оно того стоит.