Доминик пытался руководить этим сращением вначале своим поведением, потом словами. После того, как нервная система руки перестала ждать мучений или смерти, начало доминировать состояние замешательства Потом в ход пошел язык. Часть словаря Громового Камня умерла вместе с рукой Открывателя Пещер. Но часть сохранилась и пополнилась, когда на время криппо был заменен другой рукой. Дикое существо яростно сопротивлялось Оказалось что его культура смотрела на трехчленное существо, в состав которого входили два однородных члена, как на извращение, но у него не было выбора. Когда щупальца были соединены, нервная система и кровеносные сосуды автоматически превращались в единое целое. И вот после целого ряда сложнейших лингвистических упражнений вновь рожденный дидонианин начал выказывать первые признаки взаимопонимания.
Тем временем отряд преодолел горы и находился на их восточном склоне. Теперь Флэндри уже умел общаться с разумом, для создания которого приложил столько сил.
Единению, по всей видимости, не слишком нравилось само название «хиш», и оно избрало себе новое имя, сконцентрированное в невообразимой комбинации звуков, переведенное Катрин как «Скорбящий». Она мало общалась с хишем, и причиной тому была как поглощенность собственными переживаниями, так и усталость. Флэндри такое положение устраивало. Общаясь со Скорбящим в одиночестве — при этом, правда, присутствовал часовой, но он ничего не понимал — Доминик надеялся добиться от дидонианина того, чего хотел.
— Ты должен служить мне, — вновь и вновь повторял он. — Может быть, нам придется сражаться, и ты должен занять место хиша, которого больше нет. Только мне ты должен доверять, только меня слушаться… Я один могу освободить тебя в конце — причем оба ваших племени получат хорошие награды. А у меня есть враги среди моих приспешников.
Он мог бы объяснить все подробнее, даже изложить всю историю, но быстро понял, что в этом нет никакой необходимости. Скорбящий стоял на значительно более низком уровне развития по сравнению с Открывателем Пещер и обладал гораздо меньшими знаниями. Люди для хиша были сверхъестественными существами. Флэндри же, несомненно являвшийся их вождем и, сверх того, руководителем и учителем хиша, представлял собой сгусток мана. То, что он и Катрин рассказывали Открывателю Пещер, переосмыслилось им в ином ракурсе и служило теперь подтверждением нынешним словам Флэндри о конфликте среди могущественных. Мозг руки, получивший большее, чем у остальных двух существ, развитие, вложил свое психическое состояние в личность Скорбящего, результатом чего явилось подозрение хиша к своим сотоварищам, специально не приглушаемое Флэндри.
Когда они достигли нижних холмов, Скорбящий был уже его надежным оружием. Под влиянием ноги и криппо, дидонианин начал уже с удовольствием предвкушать те приключения, которые ждали его на службе у Флэндри.
Последний же не мог представить, каким образом использует это оружие, если вообще использует. Все зависело от того, чем закончится путешествие.
Однажды вечером Катрин отвела Доминика в сторону. Теперь их окружали джунгли. Стояла влажная жара. Однако двигаться было легче, так как дидониане вновь набрали потерянный вес. Он и она стояли в зарослях, отгороженные от мира, и смотрели друг на друга.
— Почему мы так давно не говорили друг с другом, Доминик? — спросила Катрин.
Взгляд ее был серьезным и тревожным.
Флэндри пожал плечами.
— Слишком много дел.
— Не только это. Мы не осмеливаемся… Когда я тебя вижу, я думаю о том, что… Ты человек, которому я бы больше всего — не считая Хуга, — не хотела причинить боль.
— Не считая Хуга.
— Ты вернул его мне. Даже боги не смогли бы сделать большего.
— Неужели ты решила насчет нас по-другому? — взволнованно спросил он.
— Нет. Ты заставляешь меня желать того, чего я и сама желаю… Но… О, мне так больно! Надеюсь, ты скоро найдешь ту женщину, которая тебе нужна.
— Это уже случилось. — Она сморщилась. Доминик понял, что сжимает ее руки изо всех сил, и ослабил хватку. — Катрин, дорогая моя, мы недалеко от цели, но намерение мое остается прежним. Пройдем вместе оставшийся путь — и по прибытии я присоединюсь к революции.
— Такие слова не для тебя, — побледнев, ответила она.
— Я сам это знаю! — сердито бросил Флэндри. — Венец предательства. Ради тебя я продаю свою душу. Впрочем она и так твоя.
— Как ты можешь говорить о предательстве? — голос Катрин был таким, будто он глубоко ее обидел.
— Очень просто. Предательство, предательство, предательство! Ты слышишь? Революция хуже, чем просто дьявольщина! Это безумие! Вы…
Она вырвала руки и бросилась прочь. Доминик не сдвинулся с места и стоял до тех пор, пока тьма не поглотила ее.