Наконец, 22 апреля, в день моего отлета в Вашингтон, на сайте появились скромные позитивные новости. Министр обороны России Сергей Шойгу объявил, что некоторые военные учения в регионах рядом с Украиной сворачиваются и часть развернутых войск вернется в свои гарнизоны к 1 мая. Это был положительный знак, но не повод считать, что риск дальнейшего вторжения в Украину значительно уменьшился. Нам нужно было подождать и посмотреть, какие войска, техника и материальные средства были выведены и что осталось в Крыму и на юго-западе России, прежде чем делать какие-либо выводы о планах России в отношении своего соседа на западе.
Как оказалось, ждать пришлось недолго. Среди первых встреч, которые я назначил по возвращении в Вашингтон, была встреча в Пентагоне 3 мая. Я встретился с министром обороны Ллойдом Остином, с которым раньше не был знаком лично. Хотя у него была сдержанная манера, министр очень заинтересовался моим мнением из Москвы о том, что думает Кремль по поводу Украины и контроля над вооружениями. Я отдельно побеседовал с моим другом председателем Милли. Предварительная оценка последних событий на границах Украины не была позитивной. Россия отправила всего несколько тысяч военнослужащих обратно в свои гарнизоны, а 5 мая вблизи Украины оставалось восемьдесят тысяч военнослужащих. Это было чрезвычайно много - не достаточно для немедленного полномасштабного вторжения в Украину, но огромно по историческим меркам, и даже многие из выведенных войск оставили грузовики и бронетехнику. Еще большее беспокойство вызывала созданная инфраструктура, особенно в Крыму: склады топлива и оружия, полевые госпитали и станции связи.
Эксперты правительства США пришли к выводу, что вторжение России в Украину в ближайшей перспективе маловероятно. Но, как сказал мне председатель Милли, Путин нарастил мускулы, а его военные обладают мышечной памятью, чтобы напасть на Украину по приказу Кремля. Это была отрезвляющая мысль, когда я присоединился (на этот раз лично, а не виртуально из Москвы) к подготовке Белого дома к ожидаемой встрече президентов Байдена и Путина, дата которой должна быть определена.
Глава 9. Неуловимый поиск стабильности
Перед лицом серьезного усиления российской военной угрозы Украине администрация Байдена весной 2021 года активно добивалась встречи с Путиным, чтобы "стабилизировать" (или, если использовать другую предпочтительную фразу, "обеспечить перила для") наши отношения с Россией. Администрация так стремилась к этой встрече, что планирование саммита между Байденом и Путиным в Вашингтоне началось задолго до того, как между Белым домом и Кремлем было достигнуто соглашение о том, состоится ли встреча и, если да, то когда и где она пройдет. По традиции, чем больше мы добивались встречи, тем менее сговорчивыми становились русские, по крайней мере, публично. Американцы, в отличие от русских, обычно не умеют скрывать от противника свои желания и истинные мотивы.
Первое заседание комитета депутатов, в котором я участвовал, чтобы спланировать саммит, состоялось 5 мая, и я был уверен, что президенты встретятся. Байден попросил о встрече, и Путин хотел и нуждался в ней больше, чем Байден. Но, в соответствии со своими чекистскими ценностями и имиджем, Путин никогда не мог допустить, чтобы кто-то почувствовал, что он жаждет статуса и внимания, которые оказываются любому лидеру, присутствующему на встрече на высшем уровне на мировой арене с президентом Соединенных Штатов. Как я и предсказывал в то время, Путин на переговорах по поводу этой встречи принял позу диффирента: "Байден просил об этой встрече, я - нет; посмотрим, смогу ли я найти время".
Прошли недели, пока Вашингтон и Москва работали над достижением договоренности о встрече президентов. Одновременно в Белом доме и Государственном департаменте шла подготовительная работа по содержанию встречи, направленная, по крайней мере частично, на снижение ожиданий от этого события. Пороговый вопрос заключался в том, следует ли называть встречу саммитом, что, казалось бы, должно было повысить ее значимость и придать участию Путина дополнительный престиж. Однако номенклатурный вопрос быстро стал спорным, потому что независимо от того, хотели мы называть это саммитом или нет, СМИ настаивали на использовании этого термина, и чиновники администрации в конечном итоге последовали их примеру.
Предварительные переговоры с русскими показали, что они не хотят, чтобы я возвращался в посольство в Москве до начала саммита. Если я вернусь, сказали Барту Горману в МИДе, меня выдворят из страны. Таким образом, вопреки моему заявлению, сделанному при отъезде из Москвы в апреле, я не скоро вернусь на свой пост. Русские предложили, чтобы возвращение послов двух президентов - меня в Москву и Антонова в Вашингтон - было "достижением" на саммите. Если в результате встречи я и мой российский коллега сможем вернуться на свои рабочие места, подумал я, то, по крайней мере, это будет хоть один положительный результат.