Читаем Миф о Христе. Том I полностью

Представление о мессии, как о чем-то среднем между божеством и человеком, выступило еще отчетливей в иудейской апокалиптике в последнем столетии до Р. Х. и в первом после него. Так, например, апокалипсис Даниила (165 г. до Р. Х.) говорит о муже, который, «подобно сыну человеческому», поднялся на облака небесные, предстал пред «ветхим денми», и весь смысл этого отрывка не оставляет никакого сомнения в том, что этот «сын человеческий» — сверхъестественное существо, носитель божественного величия и могущества, которому под конец мира суждено явиться на облаке окруженным ангельской ратью для создания и устроения «царства небесного». B притчах Еноха (относящихся к последним дохристианским десятилетиям), мы тоже находим образ мессии, сверхъестественного, предвечного существа, которое покоилось в лоне господнем до сотворения мира, величие и мощь которого непреходящи от века и до века, в котором живет дух мудрости и силы, которое призвано наказать злых, спасти святых и праведников. Больше того: апокалипсис Ездры (так наз. IV книга Ездры) указывает очень выразительно на возможность мирового суда без участия бога. Во всяком случае, мессию он изображает, как нечто в роде «второго бога», как «сына божия», как человеческое воплощение божества.

Во всем этом совершенно отчетливо проявляется влияние персидских верований независимо от того, возникли эти верования непосредственно среди иранских народов, или они заимствованы персами из вавилонской идеологии, где образ призванного богом владыки и избавителя мира очень часто приурочивался то к одному, то к другому монарху. Как Саошиант в представлении персов занимал среднее место между богом и человеком, так и образ мессии у иудеев был чем-то средним между царем из племени Давидова и сошедшим с неба сверхъестественным, богоподобным существом. Подобию тому, как, по персидским! воззрениям, приходу Саошианта и конечной победе света должен был предшествовать период грозных небесных знамений, потрясающих страданий человечества, (всеобщего космического переворота, подобно атому и иудейская апокалиптика говорит о страданиях мессии и дает полную волю своей фантазии в изображении той ужасной ары, которая должна предшествовать приходу мессии. Так же, как в персидских воззрениях, мы находим в иудейской апокалиптике представление о наступлении царства божия, как о чудесной и внезапной мировой катастрофе, как о космическом пожаре и следующем за ним новом сотворении земли. Иудейская апокалиптика в своем представлении о блаженном небесном царстве, о том сиянии вечной ангельской жизни, которое должно наступить за земным мировым царством мессии, целиком воспроизвела картину персидского рая. В этом раю праведники будут пить «воду жизни» и вкушать плоды древа «жизни». Грешники будут низвергнуты в ад и в страшных муках получат справедливое наказание за свои грехи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Библия. Историческое и литературное введение в Священное Писание
Библия. Историческое и литературное введение в Священное Писание

Барт Эрман, профессор религиоведения Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл, доктор богословия, автор более двадцати научных и научно-популярных книг о Библии, жизни Иисуса и истории раннего христианства, свою настоящую книгу посвятил исследованию еврейских и христианских писаний, составивших Библию, которые рассказывают о Древнем Израиле и раннем христианстве. Автор рассматривает Писание с исторической и литературной точек зрения: пытается объяснить, почему оно сложно для во(приятия, рассказывает о ранних израильских пророках и пророках времен Вавилонского плена, о поэтах и сказителях Древнего Израиля и Посланиях Павла… Таким образом подводит к пониманию, что Библия играет ключевую роль в истории европейской цивилизации.

Барт Д. Эрман

Христианство / Религия
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Книга посвящена исследованию святости в русской духовной культуре. Данный том охватывает три века — XII–XIV, от последних десятилетий перед монголо–татарским нашествием до победы на Куликовом поле, от предельного раздробления Руси на уделы до века собирания земель Северо–Восточной Руси вокруг Москвы. В этом историческом отрезке многое складывается совсем по–иному, чем в первом веке христианства на Руси. Но и внутри этого периода нет единства, как видно из широкого историко–панорамного обзора эпохи. Святость в это время воплощается в основном в двух типах — святых благоверных князьях и святителях. Наиболее диагностически важные фигуры, рассматриваемые в этом томе, — два парадоксальных (хотя и по–разному) святых — «чужой свой» Антоний Римлянин и «святой еретик» Авраамий Смоленский, относящиеся к до татарскому времени, епископ Владимирский Серапион, свидетель разгрома Руси, сформулировавший идею покаяния за грехи, окормитель духовного стада в страшное лихолетье, и, наконец и прежде всего, величайший русский святой, служитель пресвятой Троицы во имя того духа согласия, который одолевает «ненавистную раздельность мира», преподобный Сергий Радонежский. Им отмечена высшая точка святости, достигнутая на Руси.

Владимир Николаевич Топоров

Религия, религиозная литература / Христианство / Эзотерика