Стремление к новому общественному строю, жажда мира, справедливости и добра на земле — вот что, в сущности, лежало в основе культа императоров. Более глубокие натуры этой эпохи, между тем, не столько стремились к улучшению общественного и политического строя, сколько мучились мыслями о смерти, о судьбах души после ее разлуки с телесной оболочкой и трепетали перед надвигающейся мировой катастрофой, готовившей ужасный конец всему земному существованию. Апокалиптические настроения были столь распространены к началу нашей эры, что даже Сенека не в состоянии был отделаться ют мысли о близко предстоящем конце мира. К этому прибавилась суеверная боязнь злых духов и демонов, о которой мы сейчас вряд ли в состоянии иметь точное представление. Отнюдь не какая-нибудь философская система, а только религия могла дать опору и утешение мятущейся душе. Редко когда в истории человечества религиозная потребность была так жива и жгуча, как в последние столетия до Р. Х. и в первые столетия после него. Однако, исцеления ждали не от старых застывших национальных религий, но от вольного сплава и сочетания всех религий прошлого, от религиозного синкретизма в той его форме, которая была обусловлена знакомством старых культурных народов античного мира с чужеродными, но тем более притягательными религиями Востока. Несмотря на то, что Рим уже был пантеоном всех богов, каких только можно было тогда узнать на далеком Востоке, в Передней Азии, (этом гнезде античных богов и культов), продолжали выплывать все новые, еще более замысловатые и таинственные религиозные системы, в короткое время отвоевывавшие себе место в сознании западного человечества. Но так как открытое поклонение новым божествам мало удовлетворяло многих, то в бесчисленных религиозных союзах того времени появились попытки искания более глубокого удовлетворения религиозному чувству. Немало было и таких людей, которые путем объединения единомышленников, путем создания частных религиозных общин и благочестивых братств, в стороне от официальной государственной религии старались создать себе тайный культ, свободный от формальных пут застывшей церковности.
1. Эволюция веры в мессию под влиянием парсизма.
Ни в одном народе жажда избавления не была столь жгучей, ни в одном народе ожидание этого избавления не было столь отчетлив» приурочено к самому близкому будущему, как среди иудеев.
От времени вавилонского пленения (586-536 гг. до Р. Х.) старое иудейское мировоззрение подверглось глубоким изменениям. Пятьдесят лет израильтяне провели на чужбине. После .возвращения на родину они в течение двухсот лет находились под владычеством персов и поддерживали самые оживленные политические и хозяйственные сношения! с царством Ахеменидов, сношения, не прекратившиеся! даже после того, как Александр покончил с персидским владычеством и подчинил весь Восток греческому влиянию. В течение столь длительного периода религиозные воззрения персов оказали самое разностороннее влияние на мышление иудеев и вызвали в сознании их массу новых представлений. Крайний дуализм персов придал иудейскому «монотеизму» отчетливый дуалистический отпечаток. Бог и мир, прежде многообразно слитые в мировоззрении иудеев, теперь расщепились и предстали в качестве двух понятий с противоречивым содержанием, в качестве противостоящих друг другу начал.
Вместе с тем еврейский национальный бог Яхве превратился под влиянием персидского Агурамазды из бога огня, света и неба в бога неземной чистоты и святости. Подобно Агурамазде, облеченный светом Яхве должен был отныне царить в блаженном потустороннем мире и, как источник бытия, как «живой» бог, общаться со своими творениями только через посредство придворного штата ангелов, вестников бога, которые в бесчисленном множестве носятся между небом и землей, творя волю пославшего их. И подобно тому, как персы противопоставляли доброму Агурамазде злого Ангромайнью, подобно тому, как у персов борьба между светом и тьмой, истиной и ложью, жизнью и смертью, являлась содержанием всей истории мира, — подобно этому иудеи приписывали сатане роль противника господа бога, губителя божьих творений и заставили его, как «князя мира сего», предводителя воинств адовых, мериться силой с владыкой мира Яхве[5].