Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад

Мерлин неспешно, по-стариковски кивнул, но взгляд его оставался юным. Юным, и в то же время древним, мудрым… и в то же время дурашливым, озорным взглядом ее рыжего друга.

– Да, я уйду, – отвечал он. – И ты меня даже не вспомнишь.

– Нет, я тебя не забуду, – горячо запротестовала Сара. – Никогда не забуду!

– У тебя не будет выбора, – пояснил Мерлин. – Когда я уйду, твоя память обо мне тоже уйдет со мною.

– Уйдет… навсегда?

Это ведь еще хуже, чем потерять друга! Это… как будто друг вообще никогда не существовал!

– Навсегда, – подтвердил Мерлин. – Вот если только… – голос его затих, взгляд обратился внутрь.

– Если только что? – спросила Сара.

– Я могу попытаться отправить ее назад, к тебе, когда достигну другого берега.

Сара озадаченно заморгала.

– О чем ты? Какого «другого берега»?

– Страна Летних Звезд лежит за рекой, вдоль коей пролегает рубеж между былым и сущим. Путь туда долог. Порой занимает не одну жизнь.

Оба умолкли. Сара во все глаза глядела на старика, которым сделался ее друг, а Мерлин с нежностью смотрел на нее. В его взгляде не чувствовалось ни требований, ни просьб – одно только сожаление. Печаль перед разлукой. Привязанность, не претендующая ни на что в ответ.

Подступив ближе, Сара на миг замешкалась и обняла его.

– Я вправду люблю тебя, Мерлин, – сказала она. – И потому соврать, будто нет, не могу.

Мерлин обнял ее, коснулся сухими губами лба.

– Ступай без спешки. Но остерегись вникать в суть деревьев – сказал он.

Сказал, и с этим исчез. Только что обнимал ее, а теперь… Бессильно опустив повисшие в воздухе руки, Сара склонила голову под гнетом жуткой печали. Грудь будто сжало в тисках, к горлу подступил тугой, скользкий комок, колени обмякли, из глаз ручьем хлынули слезы.

Казалось, боль этой утраты останется с ней навсегда.

Но нет, наутро она проснулась в своей кровати, в северо-западной башне. Пробудилась от долгого, без сновидений, сна. Ясноглазая, улыбающаяся. Даже не подозревающая, что память о Мерлине исчезла из ее жизни без следа.

Но вместе с нею ушли и ночные страхи.

Повзрослевшая, не совсем еще взрослая, однако понимающая ту давнюю историю много лучше, Сара пощупала мокрый от росы лист и подняла взгляд к ветвям древнего дуба.

«Могло ли все это произойти на самом деле?» – подумалось ей.

Наэлектризованность воздуха, которую она чувствовала, подходя к дубу, исчезла, как не бывало. Тревожное предчувствие назревающих перемен унялось, оставив Сару наедине со склонившейся чуточку ниже луной, по-прежнему яркими звездами и безмолвием сада. Разумеется, все это было насквозь пронизано волшебством, но волшебством природным, не сверхъестественным.

Вздохнув, Сара поддела ногой осенний сор, толстым слоем укрывший землю у основания древнего дуба. Широкие, хрупкие побуревшие листья… и желуди. Сотни желудей. Вскоре садовник Фред соберет их и отправит в яму с компостом – по крайней мере те, что не попрячут по дуплам, на зиму, серые белки. Припав на колено, Сара зачерпнула горсть желудей и накренила ладонь.

Желуди медленно, по одному, посыпались наземь. Один оказался немножко непохожим на остальные, и Сара снова подобрала его. Небольшой, темно-коричневый, напоминающий формой яйцо, он здорово выделялся среди удлиненных, увенчанных шляпками желудей. Поднеся находку поближе к глазам, Сара даже в свете луны смогла разглядеть, что это.

Лесной орех.

Мудрость Лосося, заключенная в семени дерева.

Что это? Память, вернувшаяся из страны, где вечно сияют Летние Звезды, или всего лишь сон в чаще Мондримского леса? Маленькой Сара думала, будто деревьям здесь снится, что они люди…

Улыбнувшись, она спрятала орех в карман и без спешки двинулась назад, к Дому.

Калипсо в Берлине [83] Элизабет Хэнд

Ушел он вчера, рано утром. Я знала, что он пробудет здесь только вот эти семь дней, и вчера они – раз! – истекли.

Всю ночь бушевала гроза, но к тому времени, как я спустилась вниз, подбросить в печь дров, грозу унесло, сдуло к морю. Еще не рассвело, сквозь щели в стенах сочился внутрь студеный октябрьский воздух, за окном порхали красные с желтым листья. Выйдя на двор, я набрала их целую горсть, уткнулась в них, холодные, мокрые, носом.

На той стороне острова визгливо затявкал койот. В крик петуха Пендлтонов вплелся собачий лай. Вернувшись в дом, я села и устремила взгляд в пламя за слюдяным окошком посреди печной дверцы. Наконец вниз спустился Филипп. Едва взглянув на меня, он покачал головой и сказал:

– Нет! Прекрати, я должен ехать!

Я рассмеялась, обернулась, потянулась к его руке.

– Давай без этого, – сказал Филипп, поспешно отступив назад.