Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад

«Семь ночей, не больше», – уверял хитрец Снорри, заплатив Бьярни втрое больше, чем заплатил бы кто-то еще. Проезд до самого дальнего берега, какого достигнет корабль, и место в трюме, где никто не потревожит их груза… Простой уговор, соблюсти его – легче легкого. Парус «Стиганди»[93] прочен, кормило верно, крепкий ветер для кнорра – родная стихия, так что однажды Бьярни проделал этот же самый путь за пять оборотов луны. Вот только на сей раз капитан не принял в расчет ни человеческого любопытства, ни странных невзгод, обрушившихся на его голову сразу же после выхода из гавани. Прошедшая ночь унесла с собой еще двух матросов, а нынче, с самого утра, шестого утра плавания (и еще не меньше четырех зорь впереди), кнорр заштилел намертво. Болтается теперь на месте без всякого толку, а корабельный плотник спешит починить мачту, не выдержавшую напора северных ветров. Новый шторм застал Бьярни врасплох на заре – налетел с ревом, откуда не ждали, и так же быстро улегся.

– Это ж сама Ран[94] была со своим неводом, – шушукались самые юные. – Восстала из глубины, жирные плечи морскою травой сплошь увешаны, крутит частые сети над головой, кружит их, точно подкову, прибитую к мачте «Стиганди», чудом всех нас на дно не уволокла!

Бьярни неспешно шагает между скамей, пресекая матросскую болтовню одним своим появлением. Умолкшие, но не утихомирившиеся, люди его сидят прямо, топоры держат под рукой, железные мечи воткнуты в доски палубы у самых ног.

– Молотками поработайте, а не языком! – гаркает он, хотя и сам согревает рукоять кинжала в ладони. – Чем скорее починим нашу ласточку, тем скорее уйдем отсюда подальше!

Но даже после того, как за дело берутся все до единого, поставить мачту, закрепить растяжки, отводы и прочую оснастку удается лишь к вечеру. Под скрип блоков парус вновь поднимается вверх, укрывая квадратной тенью всю палубу до кормы.

– Мы у тебя в долгу, – говорит Бьярни, хлопая Эрленда, корабельного плотника, по плечу.

Едва парус поднят, капитан сам встает у кормила, работает широким веслом, разворачивая кнорр к заходящему солнцу. Но сколько бы он ни старался, нос корабля указывает не на оранжевый горизонт – на мир, сплошь затянутый пепельно-серой завесой.

– Спокойно, ребята. Выше головы. Видали мы туман и похуже.

Голос Бьярни неожиданно тонок. Рангоут скрипит, волны плещут о борт, все звуки приглушены. Но вот над головой раздается гулкий, раскатистый рокот. Железные амулеты на шеях моряков негромко звенят ему в такт, стальные клинки хищно лязгают, соскучившись по вражеской крови. Непроглядный туман сгущается, кружит вихрями, огромные ломти небесного свода с плеском падают в океан, темнеют, отращивают плавники. Твари длиною в два человеческих роста играют в волнах, ныряют, всплывают наверх. «Киты», – думает Бьярни, но в тот же миг замечает и лица, и чешую, и клочья истлевших одежд. И белые зубы, длинные, точно клинок ножа. И когтистые пальцы, тянущиеся к доскам обшивки.

«Нет, не киты».

Жуткие твари кружат вокруг судна. Плавный, завораживающий, ритм их хоровода сбивает кнорр с курса: как ни наваливается Бьярни на кормило, все попусту. Сырой воздух, рвущийся наружу из дыхалец, из разинутых пастей, привлекает внимание мореходов к воде, заставляет отвести взгляды от потемневшего неба. Но вот стена грозовых туч расступается, рассеивается… и рушится вниз градом черных, лоснящихся перьев.

Оглохший от хлопанья множества крыльев, Бьярни не слышит ничего. Ни пенья мечей, покидающих ножны. Ни свиста холодной стали, рассекающей плоть, ни мягких, глухих ударов рухнувших на палубу тел. Ни лязга о шлемы клювов, не дотянувшихся до обветренных лиц. Ни хриплых, пронзительных воплей морских тварей, лезущих из воды на палубу «Стиганди», пятная и без того скользкие от крови доски серой слизью. Ни воя, в то время как острые зубы впиваются в щиколотки, в лодыжки, в бедра. Ни грохота намертво задраенного люка под ударами матросских кулаков – там, внизу, Снорри и его подопечным никакая беда не грозит. Однако глаза Бьярни видят все, что происходит. Прикипевшие к кормилу, руки отчаянно ноют, тоскуя по обтянутой кожей рукояти оружия. Ноги ищут опоры: под тяжестью бьющихся кнорр кренится с борта на борт. А вот в ушах слышен один только звук – частое, будто рябь на воде, хлопанье сотен, тысяч пар птичьих крыльев.