Царственным жестом она указывает куда-то за его плечо. Капитан оборачивается к ее четверым спутникам и хнычущему прислужнику, поднимает взгляд и видит за бортом, невдалеке, берег, поросший лесом. Над полосой прибоя носятся из стороны в сторону, ныряют к воде, вьют гнезда в расщелинах прибрежных скал крикливые чайки. Убедившись в ее правоте, капитан кивает матросам, и те живо меняют галс. Попутный ветер, поднявшийся словно бы по приказу, гонит кнорр к суше, точно плавучий мусор. «А ведь, может статься, в этих землях полным-полно богатейших из королей», – думает Бьярни, но сейчас ему – в кои-то веки – не до торговли.
– Якорь готовь! – ревет он, оглядывая линию берега в поисках подходящей для остановки, для высадки пассажиров бухты.
Мимнир провожает взглядом выходящий из бухты кнорр, оставивший на берегу только их шестерых да узлы с их пожитками. Оставить им воды и пищи она не потребовала, а Бьярни ни словом о том не обмолвился.
«Скверно с его стороны», – думает Мимнир.
Кнорр, удаляясь, становится меньше и меньше, и когда, по ее рассуждению, в сердцах мореплавателей забрезжил первый проблеск надежды, Мимнир воздевает руки к небу, заводит песнь.
Странно бесшумная, волна ничуть не тревожит окрестных вод, словно не имеет с морем ничего общего. Бегущая сама по себе, она настигает, переворачивает, в щепки разносит суденышко, отправляя Бьярни со всей его командой на дно морское, следом за черным вороном.
Удовлетворенная, Мимнир кивает. Вдали от железного оружия, от этого клятого сковывающего металла силы ее растут на глазах, стремительным током переполняют все тело. Наконец море успокаивается, и от ладьи, ведомой этими, наделенными душой, остаются одни лишь воспоминания. Повернувшись спиною к воде, Мимнир пронзает своих защитников строгим взглядом.
Один из них, Харкон, почтительно кланяется. Голос его холоден и мелодичен:
– Прости нас, Владычица. Угроз со стороны людей мы не ждали.
– В самом деле, не ждали. Слишком уж были поглощены жалостью к самим себе. Слишком уж озабочены тем, что сожжено и навеки утрачено. Между тем все вы сами решили сопутствовать мне, а раз так, глядите вперед. Глядите вперед, не то – да помогут мне боги – не увидите более ничего.
– Слушаемся, владычица, – откликается Эйдр.
На сей раз кланяются все – даже Снорри, хотя его поклон лишен грации, присущей дивным созданиям, а все движения комически неуклюжи.
– А твой брат, владычица? – хмуря брови, спрашивает Вальдир. – Как он нас отыскал?
– Может быть, Один ему… – предполагает Пер, но умолкает на полуслове, оборванный Мимнир.
– Один мертв.
Оглядевшись, она устремляется к тропке, ведущей наверх, а на ходу, под скрежет прибрежной гальки, негромко бормочет:
– А вот я помирать не намерена. Я не сложу рук, не смирюсь с участью, которой не выбирала.
Да, должно быть, брат-близнец, бросив пост, отправился за ней и сумел ее выследить. А если так, то и другие могут… Впрочем, нет. Их связь с братом может – вернее сказать, мог – чувствовать только один из богов, а теперь этот одноглазый ублюдок мертвее мертвого. Нет, братец пустился за ней потому, что подвержен припадкам бешенства. Разъяренный, он без оглядки ринулся в бой и пал жертвой собственной ярости и безрассудства просто затем, чтоб его смерть навеки стала для сестры тяжким ярмом, навеки камнем повисла на ее шее.
Достигнув вершины утеса, путники видят перед собой обширное ровное плато. Вдали, на горизонте темнеет щетина огромного густого леса, неподалеку, среди бескрайних лугов, в их сторону мчатся к морю, с грохотом рушатся вниз со скалы воды могучей реки. Лозы вдоль берегов унизаны тяжкими, пухлыми гроздьями темно-пурпурного дикого винограда.
Оглядевшись по сторонам, Мимнир кивает.
– Ну что ж, на время сойдет. Выбирать не из чего.
И тут на плато, шумно пыхтя, наконец-то взбирается всеми забытый Снорри. Мимнир с улыбкой устремляет зловещий, загадочный взгляд на него, манит Снорри к себе. Воодушевленный сим жестом, он повинуется.
Мимнир кладет руку ему на плечо. Просияв от счастья, Снорри расправляет плечи и словно бы даже прибавляет в росте. Свободной рукой Мимнир отстегивает от накидки левую брошь в виде ларчика и отпирает хитроумную защелку, удерживающую крышку. Выпущенный, ларчик на миг повисает в воздухе и неторопливо опускается донцем на землю, в гущу зеленой травы. Мимнир, сжав руку, чувствует, как тонки, как хрупки косточки Снорри.
– Ты оставался мне верен, висла. Прими же за то благодарность.
– Владычица…
Подняв голову, Снорри смотрит ей прямо в глаза и не замечает, что ноготь ее указательного пальца прибавил в длине, побелел, сделался тверже кремня, острее ненависти. Не замечает… и почти не чувствует, как ноготь рассекает его горло. Струя крови переполняет крохотный ларчик у их ног.
Мимнир не позволяет телу упасть, пока кровь не вытечет до последней капли, а затем, чуть помедлив, склоняется вперед и что-то шепчет ларчику, хранящему в себе королевство. Ларчик встряхивается, точно пробудившийся от дремы котенок, скачет вверх-вниз, поднатуживается…