Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад

Над головами бондов вихрем кружат сороки, вороны, скворцы. Взвившееся в воздух копье на миг пробивает брешь в птичьих рядах, но едва рука мечущего расстается с древком, крылатое воинство снова смыкает строй, ничуть не убавив в числе. Вместе с птицами кружит и серый туман – а может, это корабль бешено, буйно кружится на месте, тогда как весь прочий мир неподвижен. Судно содрогается, стонет, мачта раскачивается, грозя пустить прахом старания Эрленда. Бьярни мутит так, что вскоре он извергает на палубу все содержимое брюха – такого греха с ним сызмальства не случалось. Вспыхнувшие перед глазами звезды подсказывают, что его занесло незнамо куда. Незнакомые созвездия ведут в неведомые земли. Внезапная ночь тут же сменяется днем, все вокруг розовеет, но не успевает Бьярни глазом моргнуть, как солнце шипит и гаснет, скрывшись в волнах. Однако его люди по-прежнему бьются, как ни быстро тупятся кромки мечей. Морские чудища по-прежнему пируют на трупах павших, не брезгуя и теми, кому только суждено пасть. Птичья стая по-прежнему хлопает крыльями, вихрем кружится над кораблем.

Внезапно в воронку вихря, единственное спокойное местечко посреди этой сверхъестественной бури, ныряет, несется вниз откормленный черный ворон. Закаленный невзгодами, всякого повидавший, капитан кнорра замирает, как пораженный громом, глядя на него снизу вверх. Вот ворон величиною с быка, а вот уже и с дреки[95] – пожалуй, расправив крылья, укроет от кормы до носа драккар на двадцать пять весел по борту. Округлая, точно жена Бьярни в тягости, жуткая птица мечется среди меньших своих собратьев, не сводя красных глаз с решетчатой крышки люка.

Чьей рукой пущено копье, пронзившее череп ужасного ворона? Этого Бьярни не разглядел. Ворон кричит, брызжа в волны кровью пополам с потрохами, а Бьярни пригибается к палубе, уклоняясь от множества когтей и клювов… но ни когтей, ни клювов вокруг больше нет. Миг – и с чистого неба снова сияет солнце, и Бьярни, переводя дух, оглядывается по сторонам.

«Не может быть», – думает он, в то время как ворон грузно падает вниз, прямехонько к его ногам.

Небывалая тварь распростерлась на палубе, уснув вечным сном. Крылья бессильно обмякли, клюв окровавлен, правый глаз повис на жилке, вывалившись из глазницы. Бонды один за другим опускают оружие, переводят дух и подбираются ближе, дивятся на сраженное ими чудовище.

Соленые морские ветры свистят, резвятся среди такелажа. Парус вспухает, туго натягивается, уцелевших окатывает фонтан освежающих брызг. Нос корабля с глухим стуком расталкивает тела, покачивающиеся в волнах, но глянуть за борт, проверить, чьи они, человечьи, или же наоборот, никому даже в голову не приходит. Бой кончен, вокруг пока тихо.

– Снорри Семундарссон! – ревет Бьярни.

Высмотрев среди выживших своего кормчего, капитан, наконец, оставляет вахту. Пальцы никак не желают разжаться, по-прежнему стискивают невидимое кормило. Рассудив, что кинжала для предстоящих дел маловато, он подхватывает секиру одного из погибших и направляется к другому борту. В глазах так и пляшут темные точки. Уют его неверия в сверхъестественное погиб так же верно, как и поверженное ими страшилище. Черную тушу Бьярни обходит с опаской, как будто труп в любой миг может обернуться драугом[96] и снова воспрянуть к жизни.

– Снорри Семундарссон! Что ты такое на нас навлек?!

Топор в два-три взмаха крушит крышку люка, и Бьярни пинком отшвыривает в сторону щепки. Из трюма слышен только негромкий шелест волн, и вдруг к нему прибавляется худо сдерживаемый, исполненный скорби плач. Доносится он… от пассажиров? Нет. Нет, из-под серой промасленной кожи!

Склонившись ниже, Бьярни глядит в глаза Снорри. Во взгляде коротышки – испуг, испуг и понимание. Все внимание его товарищей устремлено на купол, в сторону плача, доносящегося из-под чехла. Все четверо что-то бормочут – негромко, словно бы успокаивая раненое животное, но этот говор Бьярни неизвестен. Казалось бы, звучит знакомо, однако слова ускользают, оборачиваются чем-то иным, едва достигнув его ушей.

Сбежав вниз, Бьярни в несколько прыжков одолевает расстояние от трапа до пассажиров и, прежде чем хоть кто-нибудь из четверых успевает понять, что происходит, твердо, решительно подхватывает их драгоценный груз. Шаг Бьярни тверд, злость придает ему сил. Вытащив непонятную штуку на палубу, он срывает с нее серую кожу задолго до того, как Снорри с товарищами успевают взбежать наверх.

Под кожаным полотнищем – птичья клетка. Сработана из полированного, медвяно-желтого оленьего рога, украшена резьбой, каждый прут обвит серебряной проволокой. Внутри – да не на шестке, на полу, застланном сложенным вчетверо куском золотой парчи – нахохлившись, сжавшись в комок, сидит птица.