– Оттого, что ты вполне можешь погибнуть вместе со мной, а местонахождение наше им уже и без тебя известно. Вот я и решила, что так оно будет по справедливости.
Типичная человеческая логика… однако чувства ее я оценил.
– А что тебе проку в дезертирстве?
Тут мне пришло в голову, что она может знать какие-нибудь государственные тайны. Тогда к кому же, спрашивается, задумала перебежать?
– Мне бы только добраться до… – оборвав фразу, Чон покачала головой. – Словом, если я доберусь до безопасных мест, особенно – сохранив машину более-менее в целости, то смогу передать лоялистам информацию, которая пойдет им на пользу.
Говоря, она не сводила глаз с экрана тепловизора.
– Тебе настолько дорога монархия?
Стукнув по клавише, Чон заглушила новый сигнал тревоги.
– Так и ногу разбить недолго, – заметила она. – Монархия? Нет. Монархия свое отжила.
– Выходит, ты за парламент.
– Да.
По здравом рассуждении, все эти материи – монархии, парламенты, фракции – никак меня не касались. Исполнить бы только обещанное, и тогда я смогу распрощаться и с этой тревожащей, надрывающей душу женщиной, и с ее страстью к абстракциям вроде правительств и государств.
Чон собралась было добавить что-то еще, но… тут-то нас и накрыло. От происшедшего далее в памяти сохранились только фрагменты, разрозненные, словно осколки зеркала, выброшенные в озеро. Удар взрывной волны вдавливает в спинку кресла, швыряет в сторону. Внезапная острая боль в боку (несмотря на ремни, меня угораздило сломать пару ребер, но без ремней пришлось бы гораздо хуже). Резкий, тут же и оборвавшийся вскрик Чон. Смрад паники.
Катафракт замер на месте. Мелкие божества хором взвыли. Стоило мне повернуть голову, боль пронзила затылок от макушки до самой шеи.
– Чон? – прохрипел я.
Дышала Чон часто, неглубоко. Выскользнувшая из моих рук панель угодила ребром ей в лоб, из резаной раны обильно струилась кровь. Моей мелким богам показалось мало, и вот они получили плату сполна. Если б я мог это предвидеть…
– Лис, – прошелестела Чон.
Огоньки ламп то гасли, то вспыхивали, слагаясь в безумные, невообразимые узоры. Казалось, кто-то высыпал в рубку полное ведро созвездий, и каждое сулило нам только беду.
– Чон, – сказал я. – Чон, что там с тобой?
Глаза ее округлились до предела, в огромных, темных, как омут, зрачках мерцали отражения алых и янтарно-желтых огоньков световых индикаторов. Я чуял исходящий от нее дух смерти, слышал отчаянный, лихорадочный стук сердца, с каждым ударом сильней и сильней разрушавшего тело. Внутреннее кровоизлияние, причем серьезное…
– Мое дело, – точно в бреду, проговорила она. – Лис, мое дело придется довести до конца тебе. Разве что… может, ты, ко всему прочему, доктор?
– Чш-ш-ш, – откликнулся я. – Успокойся.
Есть медиков я избегал – не из соображений морали, а потому, что в старые времена лекари зачастую хорошо разбирались и во всякой волшбе, крайне опасной для лис-оборотней.
– Одного я подбила, – продолжала Чон. Голос ее с каждой секундой слабел. – Значит, остался всего один, и сейчас он наверняка вызывает подмогу. Если, конечно, им есть кого на помощь прислать. Ты должен…
Я едва не завыл от досады.
– Я тебя понесу.
В других обстоятельствах ее гримаса могла бы сойти за улыбку.
– Лис, мне жить осталось – всего ничего. Думаешь, я этого не понимаю?
– Но я же не знаю того, что известно тебе! – в отчаянии воскликнул я. – И, если даже это твое стальное чудовище еще может бежать, управлять им вместо тебя не смогу.
Дышать становилось трудней и трудней: в рубку сочился какой-то зловонный, щиплющий ноздри пар. Оставалось только надеяться, что он не ядовит.
– Тогда все пропало, – прошептала Чон.
– Погоди, – остановил ее я, кое-что вспомнив и тут же проникшись отвращением к себе самому. – Есть один способ.
Внезапная вспышка надежды во взгляде Чон резала без ножа.
– Съев тебя, – сказал я, – я смогу овладеть всеми твоими знаниями и разыскать твоих друзей. Вот только… не лучше ли попросту умереть?
– Не лучше, – твердо ответила Чон. – Ешь, да поторопись. Думаю, в поедании трупа проку нет никакого, иначе ваше племя давно ославили бы разорителями могил.
Что ж, тратить время на извинения было бы глупо. Невзирая на боль в сломанных ребрах, я отстегнулся от кресла, перетек в лисий облик и перегрыз Чон горло: к чему ей страдать, пока я пожираю ее печень?
Сгустившийся в рубке дым начал редеть. Когда он рассеялся без остатка, за креслами, в кормовой части рубки, вспыхнули желтые глаза белой тигрицы, устремленные на меня. Мрак за ее спиной уходил в бескрайнюю даль, иначе в этакой тесноте ей ни за что бы не поместиться. Разумеется, я узнал ее с первого взгляда. Этой тигрицы я не забыл бы, даже прожив всю сотню краденых жизней.
Дрожащий, вновь в человеческом облике, с полным ртом солоноватой крови, я опустил взгляд. Волшебство напоследок преподнесло мне подарок – комбинезон водителя катафракта черно-рыжей, лисьей расцветки. Оглядев его, я поднял голову и встретился взглядом с тигрицей.
Что ж, я поклялся кровью мудрых тигров и не сдержал клятвы. Разумеется, она явилась по мою душу.