Худшими были рассказы о Ясоне с Медеей: несчастья и смерти тянулись за ними, куда они ни поверни. Дочерям царя Пелия взбрело в голову, будто заклятья и травы Медеи излечат отца от седин и старческих хворей, хотя самым полезным для его здравия было бы отказаться от трона и жить на покое в свое удовольствие.
А вот волшба Медеи на пользу ему не пошла: Пелий умер. Разгневанный народ отправил Ясона с ведьмой-женой в изгнание. Покинув Иолк, они, я слыхала, отправились в Коринф. Коринф, город великолепный и процветающий, как раз нуждался в новом царе, если только он не против, отодвинув в сторонку Медею, взять в жены вошедшую в брачный возраст юную царевну.
Ясон против этого – ты будешь просто потрясена – ни словом не возразил.
Долго еще после того, как распалось товарищество аргонавтов, скучала я по Медее. Возможно, мои симпатии к ней покажутся тебе странными: ведь она – чудовище в образе женщины… однако многие думают то же самое обо мне.
Мы жили в мире, где женщинам не позволялось лишний раз дух перевести – и как тут, скажи на милость, не стать сущим чудовищем?
Медея спасла мою жизнь. Ее песни призывали ветер быстрей наполнять паруса. Ее отвары были бесподобны. Такая ведунья в команде мне очень не помешала бы, не будь она занята детьми и шальным, непутевым мужем.
Шли годы, а никаких вестей от Медеи я не получала. Оставалось только надеяться, что она нашла свое счастье.
Я-то свое уж точно нашла: ветер в волосах, соль на губах да прочную палубу под ногами. Команда «Вепря» подобралась из тех, кто был не против подчиняться приказам женщины-капитана, пока я щедро плачу за работу и смотрю сквозь пальцы на то, как они транжирят мое золото на шлюх и вино.
Но вот однажды я получила письмо, да такое, что сердце сжалось.
Разумеется, я немедля помчалась Медее на выручку. Как могло быть иначе? На то она и дружба.
Новую невесту Ясона, Креузу, коварно убили. Убили при помощи отравленных одежд и венца, свадебного «дара» разлучнице, лишившей Медею мужа. Коринфяне гнали Медею из города, провожая ее градом камней. Правда, в нее ни один не попал, так как она окуталась наспех сотворенными защитными чарами.
Все эти камни достались ее сыновьям.
Осталась Медея одна на всем свете, с разбитым сердцем, в плену собственной скорби.
А люди по-прежнему называли ее чудовищем: разумеется, горожане объявили, что сыновей она, в отместку Ясону, погубила сама.
– Не ждала твоего прихода, – сказала она, когда я, взломав запор, распахнула двери темницы. – Недостойна я после всего этого жить, Аталанта.
– Хочешь каяться – кайся, – спокойно ответила я. – Только здесь-то терзаться зачем? Мне в команду ведунья нужна. Плачу достойно, а заодно ты сможешь убраться подальше от этого осла, которого некогда называла мужем.
Медея нахмурилась, будто не вполне меня понимая.
– Им не удалось убить меня. Я думала, ты сумеешь. Ты ведь была самой благородной из аргонавтов. И стрелы твои всегда били в цель вернее других.
На это я только с досадой закатила глаза.
– Хочешь смерти – так хоть погибни в бою с чудовищем, или, скажем, в ужасном водовороте посреди моря, как у нормальных людей заведено.
– То есть у героев? – презрительно усмехнулась Медея.
Я взяла ее за руку и повела на свежий воздух.
– Уж если Ясон за героя сошел, то и всякий другой сойдет. С легкостью.
(12)
А вот история «Арго» и его гибели.
Пожалуй, из всех Ясоновых ошибок эта – самая худшая. Сгноить такой корабль… При надлежащей заботе «Арго» мог бы бороздить моря не одно поколение, однако, оставшись без сыновей, без продолжателей рода, Ясон обозлился на весь свет и окончательно впал в эгоизм.
Последние годы он прожил в беспробудном пьянстве, а лучший корабль нашей эпохи истлел, рассыпался на куски.
Мы – я и Медея – тоже не молодели. Миновав пору деторождения, мы удовольствовались жизнью мореплавательниц, искательниц приключений. Каждый год «Калидонский Вепрь» зимовал на острове Цирцеи: там Медея перенимала от тетки, величайшей волшебницы всех времен, новые знания. Думаю, это пошло ей на пользу. В гостях у Цирцеи Медея обретала покой, какого в жизни не знала, прощение последней живой души из членов семьи, а еще – общество женщины, владеющей грамотой, способной на глубокие мысли.
Я проводила зимние дни, блуждая по острову, резвясь среди коз и овец, читая эпические поэмы. Вечерами мы пили вино, заедали его медовыми коврижками и развлекали хозяйку рассказами о своих путешествиях. Порой лодочники с материка привозили на остров припасы – мед, масло, пряности, а также обрывки слухов и новостей. За новости Цирцея неизменно платила щедрее всего.
Именно так я тремя зимами ранее узнала о безвременной гибели Мелеагра.
В эту же зиму Медея, собираясь прочесть вслух полученное письмо, развернула его и поднесла поближе к свече.
– Ясон умер, – только и сказала она, а узнав о судьбе «Арго», охнула так, словно сердце ее дало трещину.
Никогда в жизни я не любила Медею так крепко, как в эту минуту…