Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад

В руках у тебя папка с надписью «КАРЛИ». Под именем значится: «Возраст – 13 лет».

Исследовательница раздумывает над ответом, словно не хочет тебя напугать.

– Разное, – отвечает она.

Это тебя настораживает. Ища утешения в старой сказке, ты думала, будто такое может проделать только отец, а, раз с твоим папкой все было в порядке, полагала, что уж тебе-то подобное не грозит.

К горлу подкатывает комок.

– А с ними… с ними все хорошо?

– С некоторыми – да, – отвечает исследовательница. – Многое зависит от того, что происходит впоследствии – кого они знают, чувствуют ли поддержку, помогающую вернуться к жизни. В благоприятствующих обстоятельствах их руки даже отрастают заново.

Что это за обстоятельства, ты примерно догадываешься. Догадаться нетрудно: безрукая дева живет рядом давно и на поправку не идет, а между тем все, кого ты знаешь, вечно о ней говорят, но чтобы заговорить с нею самой…

– Хотелось бы мне побеседовать с ней, если вы знаете, где ее можно найти, – говорит исследовательница. – Беседа – лучшая отправная точка. Чем больше мы с ними разговариваем, тем легче отследить прогресс.

Прогресс…

Прогресс мог бы уже идти, если бы кто-нибудь хоть раз удосужился пересечь поле для гольфа и взглянуть ей в глаза.

Желание продолжать разговор пропадает.

– Я принесу счет, – говоришь ты, наполняешь ее чашку так, что кофе льется через край, и нечаянно отмечаешь выход на перекур дважды подряд: руки ходуном ходят.

Принимая решение, ты досасываешь сигарету до самого фильтра.

В этот же день, попозже, когда на поле для гольфа обычно никого нет, ты отправляешься в лес.

Любители гольфа тебе несимпатичны. В ресторанчик они никогда не заглядывают, пусть даже тот прямо у выезда на хайвэй и им его не миновать – казалось бы, легче завернуть, чем объехать.

Остановившись под деревом, ты ждешь. С собой у тебя прихвачено кое-что, и от этого ты чувствуешь себя как никогда глупо – глупей, чем в тот раз, на уроке истории, когда делала устный доклад о Французской революции и вдруг сбилась, запнулась, а вредина Томми, конечно, закончить не дал.

С собой у тебя ножницы, гребень, витамины и платье с длинными рукавами. Нужно быть наготове: глядишь, она на встречу с исследовательницей и согласится.

Незадолго до темноты, до наступления ночи, безрукая дева все той же опасливой поступью выходит из зарослей.

Увидев тебя, она останавливается.

– Привет, – говорит безрукая дева.

– Привет, – откликаешься ты.

Услышишь вопль ее, дай ей медку [116] Мария Дэвана Хедли

Посреди лабиринта всегда обитает чудовище.

Не будь его, люди с радостью возвели бы там дом (а что – тепло, уютно, шум за окнами не мешает), так что чудовище ко всякому лабиринту должно прилагаться непременно. И в описании объекта недвижимости значиться.

Так вот, посреди лабиринта обитает чудовище, а состоит оно из всего позабытого, всего выброшенного из головы, всего хранимого в тайне. Об этом следует помнить. Второе, о чем нельзя забывать: выбраться из лабиринта всегда трудней, чем войти (впрочем, это – вещь самоочевидная). И то и другое касается также любви.

За всю историю существования чудовищ и лабиринтов еще ни одна пара влюбленных не повернула назад потому, что лабиринт слишком темен, или памятуя о том, что чудовища всегда хуже, чем ожидаешь. Чудовища неизменно разозлены. Неизменно напуганы. И неизменно хотят медку, так как содержат их впроголодь.

Влюбленные, со своей стороны, неизменно бессмертны. Оттого о чудовище и забывают.

Однако чудовище о них помнит, да еще как. Память у чудовищ великолепная. Итак, посреди лабиринта обитает чудовище, живущее только воспоминаниями. Если уж обо всем позабыли, не забывайте хоть этого. Помните это, переступая порог.

Повстречались они на чужом празднике, на чьей-то свадьбе в северной части штата – китайские фонарики, бенгальский огонь каждому гостю, джин с тоником… Взглянули друг на друга через танцпол, оценили марципановые цветы на свадебном торте и, не сговариваясь, решили их не съедать.

Медленное затемнение. Ее голубое платье из легкого хлопка в лучах солнца кажется совершенно прозрачным. Стоя на краю причала, она раздумывает, не прыгнуть ли в воду, не уплыть ли. Его сорочка с нагрудным карманом, разорванным колпачком ручки. Ее блестящий локон, намотанный на палец. Вздувшиеся, различимые с полусотни футов вены на его предплечьях.

Чувствам они противятся, сколько хватает воли, но едва начинает темнеть, едва в полумраке загорается бенгальский огонь, зажженный от найденных им в кармане, возможно, переживших химчистку спичек, она поднимает на него взгляд, и воздух меж ними будто бы вспыхивает пламенем.

Оба не одиноки, но двух прочих членов сего уравнения с четырьмя неизвестными на свадьбе нет. Они ничего не знают.

Пока.

Укрытые тенью ореха (в ложбинке между ее грудей конфетти, в его карманах памятные сувениры, знак благодарности за поздравления), они без оглядки, не говоря ни слова, стиснули друг друга в объятиях.

Бегите. Посреди лабиринта всегда обитает…