Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад

К уголку ведьминых губ прилип клочок пушистого кроличьего хвоста. Маг тянется к ней, аккуратно снимает пух.

– Месть, – повторяет она. – Не разлучаться вовек – вот чего им хочется.

Ведьма вынимает блокнот и раскрывает его. Изнутри доносится свист ветра, хлопанье крыльев, топот, негромкий рев, мало-помалу набирающий силу. Там, в этих страницах, заключено нечто – нечто, питающееся вечностью.

Маг с бледной улыбкой переворачивает над блокнотом солонку, вынимает ручку, чертит в рассыпанной соли затейливый лабиринт. Такое чувство, будто его вот-вот вырвет.

– Что-то вроде? – спрашивает он.

Ведьма кивает. Ей тоже кажется, что ее вот-вот вырвет. Подобного поворота событий никто никогда не желает, однако они…

– Что-то вроде. Крови добуду я.

– Могу и я, если тебе не хочется, – не слишком-то искренне предлагает маг. В этой магии он никогда силен не был.

– Нет, я у тебя в долгу. Я ведь кролика твоего съела.

Маг роется в своем мешке невзгод и достает из него обрывки черных ажурных трусиков. И лифчик с разогнутыми крючками. И фотографию женщины в голубом платье – смеющейся, беззаботной, глаза огромны, волосы вьются по ветру… и «вороньи лапки» в уголках глаз. Побочный эффект улыбчивости. Вороны гуляют по тем, кто смеется во сне. А он ведь ей говорил… да только она не прислушалась.

С этими мыслями он придвигает все извлеченное из мешка к ведьме. Ведьма достает из своего мешка бритву, разорванную футболку в чернильных кляксах, использованную «резинку» (мага едва не передергивает) и сверкающую золотую нить. Как же ей хочется с маху прижать футболку к губам, вдохнуть ее запах!.. Чтоб совладать с собой, приходится поскорей провести запястьем вдоль лезвия бритвы.

– Бифштекс, – говорит ведьма, взмахом руки подозвав официантку. – С кровью. Я мяса обычно не ем, но уж очень после такого слабею. Да, и мартини.

– Два, – уточняет маг.

– Бифштексов у нас не подают, – возражает официантка. – Хотите – берите гирос[117]. Он с курицей… кажется.

Маг щелкает пальцами, и официантка делает пируэт, не хуже заправской балерины.

Минуты не проходит, как она возвращается с камчатной скатертью безукоризненной белизны и парой зажженных свечей. Следом из кухни величаво выплывает пара тарелок с ломтями лучшей говядины – дымящимися, истекающими кровавым соком. Флуоресцентный свет моргает и гаснет. Ведьма и маг салютуют друг другу бокалами.

Пьют они во славу слова «навек».

Даже произнесенное ими, это слово, как всегда, остается волшебным.

Только-только выпущенное из клетки, чудовище оглаживает шкуру, открывает с иголочки новую пасть, учится страшно реветь.

Она засыпает, не выпуская из левой руки его правой. А просыпается в одиночестве. К левой груди прилипла игральная карта. Нет, вовсе не дама червей, не Королева Сердец – двойка пик.

Она в больнице.

Ее муж – маг. Жена возлюбленного – ведьма. Не стоило ей зарекаться, не стоило поминать о вечности… и вот теперь она здесь, а рядом – симпатичная медсестра, спрашивающая, в своем ли она уме, в ответ на просьбу вернуть обувные шнурки, пояс и ремешок от сумочки.

– Мне здесь не место, – необычайно спокойным тоном говорит она.

– Тогда отчего вы, по-вашему, здесь? – не менее спокойным тоном откликается медсестра.

Обручальное кольцо тоже пропало, но об этой пропаже она ничуть не горюет. На языке – вкус кроличьего меха и сверх всякой меры засаленных игральных карт. Если прежде она сочувствовала мужу, его странностям, его боли, то теперь начинает злиться.

Глядя на левую руку, она чувствует: любимый здесь, с нею. А взглянув на безымянный палец, обнаруживает нечто новенькое – яркую точку на самой подушечке.

Яркую красную точку, робко, неторопливо движущуюся вдоль завитков папиллярных линий. Там кто-то есть… и, стоит ей только подумать о «ком-то», она понимает, кто это такой.

Она подносит кончики пальцев к самым глазам, пристально вглядывается в линии, сосредоточивается. Проживешь столько лет с мужем-магом – непременно научишься хоть какому-то волшебству!

Его глаза открыты. Он замерзает. Кровь превратилась в вязкую снежную кашу, и ему вспоминается случай, когда он не на шутку обидел подругу в одной эсэмэске. Она посолила его, подкислила, а после семь минут кряду старательно, так, что щеки ввалились, высасывала через соломинку.

Прошлой ночью он держал в объятиях любимую, целовал ее шею под самым затылком, а она, свернувшись клубком, прижималась к нему спиной.

Во сне он слышал карканье таксомоторов.

Справа и слева вдаль, изгибаясь, тянутся стены. Высоко над головой – флуоресцентное, ослепительно-белое небо.

Но вот в вышине, откуда ни возьмись, появляются розовые облака. Мягкие, и в то же время тяжелые, они спускаются прямо к нему. Спускаются, расступаются, и узкий коридор заливает соленым ливнем. В ушах слышен голос любимой, но где же она сама? Голос звучит отовсюду, сотрясает и стены, и само небо.

– Я здесь, – говорит она. – Я рядом. Не тревожься.

Здесь? Однако он ее нигде не видит, и это пугает.