Мифы и притчи классической древности

Адмет был честный человек, но любил жизнь; к тому же всех — и близких и подданных царя — охватил страх, ибо царский дом лишался в нем поддержки, супруга теряла в нем мужа, дети — отца, подданные же — кроткого властителя. Поэтому стал Адмет искать человека, который согласился бы умереть вместо него. Но не нашел царь ни одного, кто захотел бы принести себя в жертву. Как раньше все горевали, узнав, что предстоит им такая утрата, так теперь каждый холодно слушал царя, рассказывавшего, при каком условии он может сохранить свою жизнь. Даже старый отец царя и отягченная многими днями жизни мать его, — даже они не хотели подарить сыну тот малый остаток жизни, который они надеялись еще прожить. Одна лишь Алкеста, прекрасная юная супруга царя, счастливая мать расцветающих и многообещающих детей — одна лишь Алкеста была охвачена столь чистой, исполненной жертвы любви к царственному супругу своему, что ради него готова была отказаться от яркого солнечного света. Едва промолвили уста Алкесты слова согласия, как мрачный жрец смерти Танатос подходил уж к воротам дворца, уж готов был отвести свою жертву в царство теней. Ибо знал он точно и день и час, в который Рок судил смерть Адмету. Поспешно покинул Аполлон царский дворец, ибо бог жизни не хотел осквернить себя близостью смерти. А благочестивая Алкеста, увидев, что близится роковой день, омылась как жертва Смерти в проточной воде, из кедрового шкафа вынула праздничное одеяние и украшения и когда нарядилась в них, стала, исполненная достоинства, у домашнего алтаря и молилась богине подземного царства. Потом обняла она детей и супруга, вошла, окруженная служанками, сопровождаемая мужем и детьми, в свои покои и здесь готовилась встретить посланника подземного мира.

— Позволь мне сказать тебе то, что велит мое сердце, — сказала Алкеста царю. — Ты знаешь, Адмет, что дороже мне твоя жизнь моей собственной: и вот я умираю за тебя, когда Смерть еще не зовет меня. Могла я взять вторым супругом благородного фессалийца, могла бы жить в счастливом царском доме. Но я не хочу жить, лишившись тебя, не могу видеть осиротевших детей. Мать и отец твои предали тебя, хотя для них было бы похвальнее и достойнее принять за тебя смерть. Ты не стал бы тогда одинок, не пришлось бы тебе воспитывать сирот. Но так уж решили боги, и теперь я прошу тебя только об одном: помни о жертве моей и не допусти, чтобы моим детям, которых ты любишь не меньше, чем я, которых я должна покинуть, не допусти, чтобы какая-нибудь другая женщина заменила им их умершую мать. Ибо чужая женщина из зависти будет мучить их; ведь часто даже дракон добрее мачехи.

Так сказала она супругу, и царь, обливаясь слезами, поклялся, что, мертвая, как и при жизни, — она одна лишь будет его супругой. Тогда Алкеста передала горько плакавших детей супругу своему и упала в глубоком обмороке.

Адмет и Алкеста. 45–79 гг. н. э.

Случилось так, что блуждавший Геракл забрел в город Феры и подошел к воротам царского дворца в то самое время, когда готовились к погребению Алкесты. Без помехи вошел он во двор и вступил в разговор со слугами. Случайно к ним подошел и Адмет. Подавив свое горе, он радушно принял гостя, и когда Геракл, удивленный его траурной одеждой, спросил, кого он потерял, царь, не желая ни обмануть, ни спугнуть гостя, ответил столь уклончиво, что Геракл решил, что у Адмета умерла какая-нибудь дальняя родственница, приехавшая в гости к царю. И вот, сопровождаемый рабом, Геракл весело вошел в назначенные для гостей покои и не отказался от предложенного вина. Заметив, что слуга печален, он стал упрекать его за то, что он слишком сильно предается горю.

— Что смотришь ты на меня так важно и строго? — сказал он рабу. — Слуга должен приветливо встретить чужеземца. Велика важность, что в вашем доме умерла чужая женщина. Разве ты не знаешь, что таков удел всех смертных? Тоскующему жизнь — только страдание. Ступай, увенчай, как я, свою голову венком и пей со мной! Будь уверен, полный до краев кубок живо сгонит морщины с твоего чела!

С ужасом слуга отвернулся от гостя и ответил:

— Рок поразил нас, и не пристало нам пировать и смеяться. Воистину слишком радушен сын Фереса: даже в дни глубокой печали своей он принял в свой дом столь легкомысленного гостя.

— Что же, не прикажешь ли мне горевать, что умерла чужая женщина! — с досадой возразил герой.

— Вот как, чужая женщина! — воскликнул удивленный слуга. — Тебе она, может, и чужая, но только не нам.

— Значит, Адмет не сказал мне всей правды, — смутился Геракл. Слуга же ответил:

— Будь по-прежнему весел, чужеземец. Горе господина — дело друзей и слуг его.

Ф. Лейтон. Геракл борется со смертью

Но Геракл не знал покоя, пока не узнал всей правды.

— Возможно ли это? — воскликнул герой. — Он лишился такой прекрасной жены и все-таки радушно принял чужестранца! А я с тайным предчувствием прошел через эти ворота; в этом доме печали и скорби, возложив на чело венок, я веселился и пил вино! Скажи мне, где погребена благочестивая супруга царя?