Мифы и загадки Октября 1917 года

Тем временем царь взял проект манифеста об отречении, привезенный Гучковым и Шульгиным, и вышел из вагона. Оставшиеся в вагоне пустились в дискуссии. По его словам, Шульгин говорил: «Отречение в пользу Михаила Александровича не соответствует закону о престолонаследии. Но нельзя не видеть, что этот выход имеет при данных обстоятельствах серьезные удобства. Ибо если на престол взойдет малолетний Алексей, то придется решать очень трудный вопрос – останутся ли родители при нем или им придется разлучиться. В первом случае, т. е. если родители останутся в России, отречение будет в глазах тех, кого оно особенно интересует, как бы фиктивным… В особенности это касается императрицы… Будут говорить, что она так же правит при сыне, как и при муже… При том отношении, какое сейчас к ней, – это привело бы к самым невозможным затруднениям. Если же разлучать малолетнего государя с родителями, то, не говоря о трудности этого дела, это может очень вредно отразиться на нем. На троне будет подрастать юноше, ненавидящий все окружающее, как тюремщиков, отнявших у него отца и мать… При болезненности ребенка это будет чувствоваться особенно остро».

Николай вернулся, держа в руках бумагу. Шульгин вспоминал, что он протянул Гучкову «две или четыре четвертушки – такие, какие, очевидно, употреблялись в Ставке для телеграфных бланков. Но текст был написан на пишущей машинке». На «четвертушках» было, в частности, напечатано: «В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны… В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы, и в согласии с Государственной думой признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие нашему брату, нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского… Да поможет Господь Бог России. Николай».

Невозмутимое спокойствие Николая Романова было обманчивым. В своем дневнике от 2 марта он записал: «Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот. я переговорил и передал подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!».

Перед своим отъездом в столицу Шульгин попросил Николая Романова написать, что он подписал манифест в 3 часа дня, хотя уже шел 12-й час ночи. Затем он попросил бывшего царя подписать указ Правительствующему Сенату о назначении председателем Совета министров князя Львова. Свергнутый монарх не возражал. Согласился он и на то, чтобы пометить этот указ двумя часами дня, то есть за час до своего отречения. Благодаря этой фальсификации получалось, что назначение Львова премьером Временного правительства произошло с ведома еще царствовавшего монарха.

Хотя к власти пришло правительство, которое было создано организаторами дворцового заговора, их действия с самого начала диктовались страхом перед народной революцией. Об этом еще до начала революции заговорщики говорили в своих беседах друг с другом. Об этом они вещали с трибуны Государственной думы и писали в резолюциях съездов общественных организаций. Восстание рабочих и солдат в Петрограде, приближение грузовых машин с вооруженными солдатами к Пскову заставляли организаторов дворцового переворота спешить и хитрить, так как они все еще надеялись «спасти монархию». Противостояние между революционным движением народа и теми, кто стремился остановить его, не могло завершиться отречением Николая Романова от престола.

Восемь месяцев 1917 года

Ленин возвращается в Россию

Как свидетельствовал Питирим Сорокин в дни свержения царской власти, «и в Москве, и в Петрограде народ гулял, как на Пасху. Все славили новый режим и Республику. «Свобода! Святая Свобода!» – раздавалось повсюду… Вся страна ликовала. Все – солдаты, служащие, студенты, просто граждане и крестьяне – были полны социальной активностью. Крестьяне привозили в города и в места дислокации воинских подразделений зерно, а подчас отдавали его бесплатно».