Но самое интересное произошло вечером того же дня: открытие парка «Быханов сад» после реконструкции. «Быханов сад» является парком культуры и отдыха, образованном в 1954 году на территории питомника Липецкого зеленхоза, который ранее, в свою очередь, был организован на базе питомника плодовых и лесопарковых культур уроженца Липецка и известного липецкого садовода Василия Васильевича Быханова, брата выдающегося русского ученого, предложившего теорию дрейфа материков — Евграфа Васильевича Быханова. Первоначально, в 1954 году, парк получил имя — «Комсомольский», а в 1967 году был переименован в парк имени В. Н. Скороходова. Правда, о советском прошлом парка напоминают лишь немногочисленные черно — белые фотографии на некоторых стендах у входа в парк и сохранившийся памятник комсомольскому деятелю В. Н. Скороходову, тогда как основной посыл плакатов и информационных сообщений лежит исключительно в плоскости этиологического мифа, то есть мифа о происхождении. Посетителям парка не дают забывать о том, фигурами какой величины являлись полулегендарные основатели парка — братья Быхановы, а на плите у центрального входа красуется надпись: «Жителям Липецка от Сбербанка 2019 г.». Прежние наименования парка не упоминаются: фрагмент текста на приветственной информационной табличке «Изначально территория парка использовалась для выращивания плодовых и декоративных растений. В 1954 году было принято решение открыть территорию посетителям и организовать на месте „Быханов сада“ городской парк». То есть советское прошлое как бы исчезло из нарратива об истории парка: только отцы — основатели из XIX века и могущественный финансовый спонсор из XXI века.
Новый импульс развитию парка придали инвестиции Сбербанка России, как известно, одной из самых динамично развивающихся компаний в Российской Федерации, постоянно внедряющей в свою работу новейшие технологии. Чего — то высокотехнологического от реконструкции парка на деньги банка ждали и горожане, однако пока погружаться в тему истории парка приходиться не через характерные для лонгридов мультимедийные элементы, а посредством ознакомления с содержанием незатейливых информационных табличек. В общем, облик парка поменялся радикально, и сейчас мало что напоминает о проходивших здесь в 1980–90 — е годы танцах (дискотеках в «Комсе» (сокращенно от Комсомольский парк, как его обычно тогда называли)) и о массовых отмечаниях в этом парке Дня Победы 9 мая (парк примыкает к площади Героев, где до 2016 года традиционно проходили торжества, приуроченные ко Дню Победы, однако в связи с распространением акции «Бессмертный полк» руководителя города решили перенести место проведения праздника на площадь большей территории, тем самым резко прервав складывавшуюся десятилетиями традицию (но это уже другая история)). Зато удалось практически полностью «расчистить пространство» для конструирования новой мифологии — «мифологии Быханова сада». И теперь региональные СМИ оказались настроены на трансляцию образов благоустроенного на европейский манер парка, а современные медийные технологии будут только способствовать раскручиванию данного бренда.
Таким образом, на примере игры как своеобразного компонента мифа были показаны возможности расширения пределов мифологизации, которые начинают определяться не столько социальной реальностью, сколько личным опытом взаимодействия с цифровой реальностью, с продуктами масс-медиа. А на примере регинального уровня было показано, чем могут быть опасны попытки органов публичной власти осуществить констуирование социальной реальности, активно задействуя при этом пространство медиасферы.
5.3. Конструктивный потенциал мифов о прошлом: масс-медиа и политика памяти в России
Методологический подход к интерпретации социального мифа, предложенный Р. Бартом более полувека назад не потерял своей актуальности в наши дни. Мы смогли убедиться в этом на примере тех теоретических и практических аспектов, которые были предприняты в предыдущих главах и параграфах этой книги. Принципиальный вопрос состоит в том, как в условиях роста медийного контента знаний о прошлом, нелинейности и фрагментарности медийных мифов о прошлом, усиливающейся агрессивной трансляции лженауки на медийное пространство и превращения проектной функции мифа в суггестивную функцию, можно было бы говорить о конструктивном потенциале медийных мифов о прошлом и тем более их включении в современную политику памяти?
В рассмотренных в предшествующих главах примерах функционирования мифов о прошлом в медиасреде можно обнаружить элементы всех обозначенных Р. Бартом риторических фигур, демонстрирующих формы мифического означающего. Богатейший иллюстративный материал здесь нам дают, прежде всего, советский и постсоветский опыт.