Читаем Мифы о прошлом в современной медиасреде. Практики конструирования, механизмы воздействия, перспективы использования полностью

Маргинальность лженауки означает, что выдвигать ее может профессиональный ученый, но его идеи не найдут поддержки среди коллег. Критичность и скептицизм представителей научного сообщества приведут к своевременной идентификации лженауки. Поэтому для существования науки сама по себе лженаука особой угрозы не представляет.

Ситуация меняется, когда распределение статусных позиций внутри института определяется внешними для института силами. Тогда лженаука может находить подкрепление со стороны ненаучных форм мировоззрения, доминирующих в конкретном обществе, например, религиозной или политической идеологии.

Так, выдвинутое В. А. Леглером определение квазинауки относится к конкретно — историческому явлению — советской науке, существовавшей в известной идеологической ситуации. В тех условиях лженаучная идея или концепция, противопоставленная западной «буржуазной» науке, могла служить культурным капиталом для продвижения в научной иерархии при поддержке государства. В основании квазинауки лежала лженаука, тиражирование которой осуществлялось в результате подчинения научного сообщества государству и устанавливаемой им государственной идеологией.

В современных условиях в рамках науки квазинауку сменила псевдонаука, заключающаяся в фальсификации научных исследований, плагиате и прочих формах научной недобросовестности. Как и у квазинауки, у псевдонауки есть естественные пределы роста: квазинаучное и псевдонаучное знание не решает новых практических задач, соответственно, рано или поздно научное сообщество от него откажется.

Однако в развитии псевдонауки роль лженауки минимальна. В современном обществе трансформируется сама институциональная структура, и, соответственно, смещается источник лженауки. Сегодняшний тип общества обозначают как информационное общество или общество знания. Эти термины фиксируют как возрастание объемов социально значимой информации, так и включения профессиональных научно обоснованных экспертиз в базовые процессы институализации.

В предшествующие эпохи логика последних определялась формированием корпоративных норм. Корпоративные институциональные нормы регулировали процедуры получения профессионального знания, его трансляции и применения, превращая профессию в маленький социальный мир. Не исключением является и институт науки, формирование которого пришлось на XVII в. А. Строев отмечает, что братства масонов и ученых, характерные для XVIII в., формировались на платформе утопических и мистических идей XVII в., среди которых «Описание христианской республики» И. В. Андреэ, «Новая Атлантида» Ф. Бекона, «Дорога света» Я. А. Каменского[163]. Все эти трактаты связывают воедино построение идеального общества и восхождение к высшему знанию. Отдельные их положения были использованы в Англии при создании первых научных обществ, а в целом они стали основой характерного для Просвещения представления о том, что все ученые — граждане единой Республики Словесности, где все равны, все дружат и помогают друг другу, стремясь к одной цели — знанию[164]. Этот идеал довольно быстро перешел в имплицитную фазу. Тем не менее, в любой современной работе, посвященной этосу науки, мы найдем ее отголоски. Известно, что Р. Мертон концептуализировал нормы науки, полагаясь на свою интуицию, тестируя свои идеи на высказываниях ученых (начиная с XVII в.) о своей работе и данных об их поведении[165]. Этос науки он определял как эмоционально насыщенный комплекс ценностей и норм, разделяемый учеными[166]. Ядром этоса являются четыре императива (для их обозначения используется аббревиатура CUDOS) — коммунизм (результат научного познания должен быть доступной для всех общественной собственностью), универсализм (внеличностный характер научного знания, его независимость от классовых, национальных, расовых особенностей), бескорыстность (ученый должен действовать так, как если бы познание истины было его единственным интересом) и организованный скептицизм (критичность к любому вкладу в науку, чужому и собственному). Таким образом, наука на уровне идеалов оказывается автономным сообществом равных, занимающихся бескорыстным познанием истины.

Как отмечает Е. З. Мирская, классический научный этос продолжал и до сих пор продолжает существовать в самосознании ученых как набор провозглашаемых, а не статистически выполняемых норм — классический идеал поведения в науке[167], поскольку он охраняет ориентацию на свободное творчество в научном поиске, то есть сущность и сердцевину научной деятельности.

Более того, этос науки является инструментом демаркации своих — чужих. Он сформирован в условиях четкой институциональной структуры Модерна, когда институт науки был своеобразной «башней из слоновой кости» и адресован посвященным, противостоящим профанам, т. е. далеким от науки массам обывателей. Это ситуация отвергает аскриптивность социальной позиции (статус ученого не передается по наследству), однако априорно предполагает элитарность самого института.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Сталин и репрессии 1920-х – 1930-х гг.
Сталин и репрессии 1920-х – 1930-х гг.

Накануне советско-финляндской войны И.В. Сталин в беседе с послом СССР в Швеции A. M. Коллонтай отметил: «Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны, прежде всего, за рубежом, да и в нашей стране тоже… И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний». Сталина постоянно пытаются убить вновь и вновь, выдумывая всевозможные порочащие его имя и дела мифы, а то и просто грязные фальсификации. Но сколько бы противники Сталина не стремились превратить количество своей лжи и клеветы в качество, у них ничего не получится. Этот поистине выдающийся деятель никогда не будет вычеркнут из истории. Автор уникального пятитомного проекта военный историк А.Б. Мартиросян взял на себя труд развеять 200 наиболее ходовых мифов антисталинианы, разоблачить ряд «документальных» фальшивок. Вторая книга проекта- «Сталин и репрессии 1920-х-1930-х годов».

Арсен Беникович Мартиросян

Публицистика