Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Несмотря на мелкие недостатки, которые можно бы констатировать. К примеру, поведение Псаря под конец не слишком убедительно. Испытанный, опытный мистификатор и махинатор, даже обнаружив, что его начальство его обманывает, и пережив некоторую травму, вряд ли бы настолько потерял голову и столь легко попал бы в ловушку. Да и то, что в недрах самой французской контрразведки обнаруживаются введенные туда Советами сотрудники, не являлось бы для него, пожалуй, полной неожиданностью. И наконец, положенная в самую основу романа ситуация: обязательство героя служить 30 лет за обещание, что потом он сможет въехать в Советский Союз и жить там как полноправный гражданин, выглядит натянутой.

Есть и погрешности в фактических деталях. Например, одно из действующих лиц, власовец Гаверин, родившийся уже после революции, выданный англичанами Сталину и сидевший затем безвыходно в концлагере, оказавшись в Париже, не мог бы выражать удивление и неодобрение тому, что французские школьники не носят формы: в те времена, когда он рос и жил на свободе, формальной одежды для учеников как раз в России и не существовало. Он мог об ее введении узнать разве что из газет; и вряд ли с сочувствием.

Диссиденты, и вообще третья волна, изображены более чем критически; и это, очевидно, взгляд не центрального персонажа только, а и самого автора. Тут тоже угадываются порою имена, мужчин и женщин; а кое-кто назван и по фамилии.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 16 августа 1986, № 1881, с. 2.

V. Volkoff, «Les hommes du tsar» [Царские люди] (Paris, 1989)

Владимир Волков подтверждает свой писательский талант, – в котором мы, впрочем, никогда не сомневались, – выступая с превосходным историческим романом из времен Иоанна Грозного, после того как мы привыкли видеть в нем мастера шпионского романа, автора «Перевербовки» и «Операции „Твердый знак“».

Первое, что кидается в глаза, – но это он и сам признает в послесловии к книге, – это зависимость писателя от его великих предшественников, и прежде всего от А. К. Толстого, трилогию которого он местами почти дословно пересказывает (например, сцены с пустынником, с колдунами; смерть царя; причем они как раз принадлежат к числу исключительно удавшихся; хотя нельзя отрицать, психологические мотивации у Толстого более убедительны), а также от Пушкина и от Карамзина.

В остальном, скажем, что сюжет построен компактно и умело; 400 страниц текста пожираешь от начала до конца, отрываясь лишь по необходимости. Для иностранцев недостатки, вероятно, незаметны; а в качестве информации о русской истории, – труд Волкова будет для них драгоценен. Русский интеллигент, однако, не со всем в ходе повествования целиком согласится. Остановимся на некоторых местах, наводящих на сомнения.

На первых страницах рассказывается, как Иван Васильевич решил однажды осыпать милостями своего псаря. И оказалось, что тот никогда в жизни не бывал в бане и потому, естественно, покрыт паразитами. Правдоподобна ли такая ситуация? Мы знаем, что Московская Русь жила обычаем, имевшим силу закона. Всем от царя до пастуха полагалось спать после обеда (Лжедмитрий, нарушив этот пункт, сделал себя неприемлемым для подданных), соблюдать посты, справлять праздники, и каждую субботу париться в бане.

Допустим еще, нищий или юродивый мог и не следовать сей рутине. Но дворцовый служащий, пусть и на самом низшем уровне? Да его бы его непосредственный начальник палкой погнал бы мыться, вздумай он уклониться! Верно уж, и рядовой помещик не пожелал бы держать вшивого слугу; а псарь, какой-никакой, по работе должен был встречаться с боярами, мог и самому государю на глаза попасться (а уж оный непорядку не любил!).

Трудно не подумать, про себя, что здесь нам дана Россия на взгляд Запада, якобы тонущая в грязи; какою она никогда не была. Странно и то, чтобы псарь Невежа не знал, как надо вести себя в церкви; волей-неволей, а ее ему тоже бы приходилось нередко посещать. Совсем удивительно, откуда Волков взял банщиц в мужских банях? Очевидно, он опирается на какой-то источник. Но, не будем скрывать, мы ни о чем подобном сроду не слыхали и даже, словами В. Смоленского, мы такого:

Не видели, и в книгах не читали.

И верится с трудом: ибо уж очень оно идет вразрез с нравами наших предков и нашего народа вообще.