Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

С изображением оного в тюремной камере. Правда, эти серии ограничивались журналами. Не помню, чтобы издавались такого рода книги (хотя детские-то довольно близки часто бывали к подобной манере). Но вот термина для таких картинок у нас, вроде бы, не существовало; нет и посейчас. Не следовало ли бы придумать? Не обязательно из славянских корней; но, во всяком случае, – точное определение? Почему бы читателям «Нашей Страны» не поломать над этой проблемой голову и не внести свои предложения? Вон ведь, например, для фильмов, сходных по характеру, укоренилось название «мультипликация». Нельзя ли бы сделать что-либо в этом роде и для книжек?

Что до содержания альбома, повествующего о брате с сестрой, совершающих из Португалии паломничество в Нормандию, в монастырь в Провемоне, и с которыми случаются сложные и драматические приключения (встреча с акулой у берега моря, исследование подземного хода, чуть не приведшего их к гибели, в результате обвала, и т. п., и т. д.) – они, безусловно, весьма занимательны, а отчасти и поучительны.

Укажем все же на некоторые дефекты. Зачем писать в русском тексте имя Камоэнса[280] латинскими буквами? Великий португальский поэт, известен у нас на родине со времен Пушкина и Жуковского, не раз о нем в своем творчестве упоминавших. И не совсем понятно, почему Маша, которая дотошно разбирается в тонкостях французской речи (объясняет младшему брату, как название парижского ресторана «Lapin agile[281]» произошло из первоначального «Lapin à Gilles»[282]), вдруг забывает полностью этот язык во время поездки в поезде?

Вообще, хотелось бы уточнение, из какой русской семьи эти дети появляются на сцену? Из первой, второй, третьей волны? Если бы мы это знали, – нам легче было бы понять их мысли и поступки…

Но не будем придираться к мелочам и пожелаем интересному леснинскому альбому успеха и широкого распространения в публике!

«Наша страна» (Буэнос-Айрес),

15 декабря 2001, № 2677–2678, с. 3.

Картинки ужасного прошлого

Передо мною книга, изданная в Париже в 1998 году: Anne Wiazemsky[283] «Une poignee de gens»[284].

Известная писательница и автор полдюжины романов рассказывает в ней трагический, но столь типичный для времен революции эпизод.

Культурный и либеральный помещик, князь Белгородский, создает в своем имении образцовое хозяйство: разводит породистый скот, выращивает в своем саду редкие деревья и растения, параллельно устраивает больницу, школу для крестьянских детей. С соседней деревней он, вроде бы, в наилучших отношениях, служащие у него живут в хороших условиях и кажутся довольными.

В смутные времена, в 1917 году, большевицкие агитаторы разжигают «бунт бессмысленный и беспощадный»; в результате, князь убит, его жена спасается бегством (позже, уже в СССР она становится выдающейся музыкантшей), большая семья рассеяна по белу свету.

Внучка брата погибшего князя, воспитанная во Франции, не знающая русского языка и совсем забывшая историю предков, узнает о роковых событиях от историка, приехавшего из постсоветской России собирать материалы для своей работы об эпохе начала советского строя.

Заинтересовавшись минувшим, она решает посетить родные места. Но находит только полное запустение: от дома даже развалин не сохранилось, лес и сад вырублены, озеро обмелело и заросло… Мужики и бабы принимают ее враждебно и избегают что-либо вспоминать о происшедших тут погромах и расправах. Только лягушки и жабы по-прежнему оглашают музыкальным кваканием однообразные равнины. В какой мере повествование построено на семейных преданиях и личном опыте писательницы, – не знаем. Возможно, – все это кусочек подлинной реальности.

В. Солоухин в своей книге «Время собирать камни» рассказывает именно о такой участи имений Блока, Аксакова, Державина…

Непоправимые, тяжелые утраты! Пусть виновники их, большевики, будут вечно прокляты!

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 30 апреля 2005, № 2770, с. 4.

Н. Комарова, «Книга любви и гнева» (Париж, 1994)

Как бы история всего диссидентства вкратце… И в то же время история одной женской души и история одной супружеской пары. Автор[285] рассказывает, как из убежденной комсомолки (простим ей наивный энтузиазм!) она превратилась в противницу советской власти, поняв ее нелепость и чудовищную жестокость.

Жаль, что на ее распутье не встретились более подходящие наставники! Она решает принять за руководительниц двух старых украинских эсерок. Но ведь если бы эсеры в свое время восторжествовали, – маловероятно, чтобы они построили общество лучше большевицкого.