Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Левитин-старший был, видимо, человек порядочный и умный. Узнав о смерти Ленина, он плясал от радости; когда начались партийные чистки, выразил пожелание, чтобы большевики друг друга съели. Впоследствии, царивший в голове у сына ералаш он резюмировал так: «И главное, если бы ты действительно ставил перед собой благородные цели реставрации России, а то ведь одна ерунда… твои христианские социализмы». Впрочем, даже и мать, – левонастроенная интеллигентка, – однажды не выдержала и излила на свое детище «целый поток изречений из Евангелия, доказывая, что христианство несовместимо с социализмом» (cвятая истина!).

И вот: отец являлся убежденным монархистом и особенно преклонялся перед памятью Николая Второго. Сын о монархии судит всегда со злобой (и ему кажется, что иначе и нельзя; он и доводы не трудится приводить) и про последнего царя поминает только худо. Отец, перешедший из иудейства в православие, верил в Бога, но относился индифферентно к формам культа; сын проникся с детства (как сам признается) не столько религиозностью, сколько обрядоверием.

А что такое его «христианский социализм?» В 30-е годы Левитин-младший входил в тайную студенческую группировку троцкистского типа, в программе коей стояло: «Свобода слова, собраний, печати для всех, кроме монархических, фашистских и буржуазных партий».

Господин Краснов-Левитин! Чем вы лучше большевиков? Предложили бы мне в те годы такую программу, – послал бы я составителей к чертовой матушке… Впрочем, о таких вот троцкистах хорошо писал еще И. Л. Солоневич. Надо ли кому объяснять, что под понятие буржуазный что угодно можно подвести? Итак – концлагеря для всех неугодных новым диктаторам… Ну, и, понятно, что Краснов во время гражданской войны в Испании горячо сочувствовал красным. Дважды два – четыре: победи они – ныне вся Европа давно уже стала бы коммунистической.

Чрезвычайно грустно, что повествование, – обстоятельное и с ценными фактическими данными, – о страданиях Церкви в годы 1925–1945, мы слушаем в изложении с позволения сказать христианского социалиста А. Краснова-Левитина, и потому видим событие в кривом зеркале. И все же, в его рассказе много правды.

Немудрено, что он попал к «обновленцам». По характеру Краснов, явно, – гностик, с природной тягой ко всяким мудрованиям и лжеучениям (он и к сектантам забегал: к баптистам, к адвентистам, к «чуриковцам»[396]…). Он и сейчас защищает «обновление»: «Совершенно неверно…. что это движение состояло… из агентов ГПУ». Конечно, нет, но оно было использовано чекистами, как те умеют все, что угодно, использовать. А состояло оно из личностей нередко блестящих, но неуравновешенных, без царька в голове, и других, морально нечистоплотных (иные сочетали оба свойства).

Ученый богослов епископ Антонин (Грановский)[397] водил с собою – включая, и при официальных визитах к начальству! – ручного медведя… Возглавитель «Живой церкви» протопресвитер Владимир Красницкий[398] отличался (по отзыву самого Левитина) «ни с чем не сравнимым цинизмом» и действовал как открытый эмиссар ГПУ… О блестящем ораторе, «митрополите» Александре Введенском[399], бабушка Краснова метко отпечатала: «Да, умный человек, но аферист». Беспринципный, растленный (Краснов сказал) протоиерей Николай Платонов[400] стал под конец жизни профессиональным безбожником… Красницкий называл Грановского «буйнопомешанным», а тот его «иудой»; в обоих оценках имеется зерно истины.

Насколько от них отличны, даже в обрисовке А. Краснова-Левитина, подлинные стоятели за веру! Как, например, епископ Григорий (Лебедев), поддерживавший катакомбную Церковь (умер в 1948 году, отбыв 10-летнее заключение). Вот отрывки из одной его проповеди: «Люди всегда стремятся к раю… Но настоящего рая достигнуть трудно… И вот – уловка Сатаны: этот рай можно, оказывается, достичь легко и просто: надо лишь несколько иначе распределить доходы, сделать всех сытыми – наступит земной рай. Это попытка заменить… подлинное бутафорским». Анатолий Эммануилович, не про ваш ли христианский социализм тут речь?

Дух захватывает, когда читаешь о неколебимом мужестве духовенства иосифлянского движения, не поминавшего советских властей и возносившего моления о спасении страны Российской, бесстрашно обличавшего обновленцев за угождение большевикам. От таких людей Краснов презрительно отворачивается, обвиняя их в антисемитизме и самое для него худшее! – в монархических идеях.

Встречались, разумеется, замечательные пастыри и помимо иосифлян, как митрополит Серафим (Чичагов), о котором с невольным восхищением говорит и сам Краснов, фыркая, однако, злобно на его полумонархические проповеди (почему же полу? – судя по приводимым образцам, они были попросту и прямо монархическими).