Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Однако, безо всякого умысла, Федосеев отчасти все же отвечает на вопрос, проводя всюду на протяжении 373 страниц своего труда, сравнение между советской и царской Россией; а оно всегда оказывается в пользу царской. Народ, который рассуждает проще и яснее, чем интеллигенция, знает, что его рай лежит позади, и что надо, первым делом, туда и вернуться, к той испытанной веками политической системе, при которой подлинно, а не лживо, «жить было лучше, жить было веселее». Вернувшись к тому прошлому, он откроет себе верный путь к светлому и счастливому будущему.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 30 марта 1979, № 1517, с. 2.

Александр Галич, «Генеральная репетиция» (Франкфурт-на-Майне, 1974)

Воспоминания безвременно и трагически умершего поэта, проявившего себя стойким антикоммунистом и наделавшего большевикам немало неприятностей своими разоблачительными песенками, написанными в увлекательной и даже блестящей форме, вызывали бы в целом полную симпатию, если б они не ставили ребром ряд острых и болезненных вопросов.

Нас – представителей второй волны, чрезвычайно удивляет у третьей (вне зависимости от этнической принадлежности тех или иных ее деятелей), каким образом многие из составляющих ее людей могли до недавних лет принимать и оправдывать большевистскую идеологию и методы? У нас почти ни у кого подобных иллюзий не было; если же у некоторых и имелись в ранней юности, то, как правило, еще задолго до Второй мировой войны рассеялись.

Желание примириться со всесильным режимом, признать его ценности и тем облегчить себе жизнь, – оно, конечно, порою возникало; но совесть и разум ему решительно противились.

Слава Богу, у меня, например, с детства глаза были раскрыты: чудовищность советского строя мне представлялась ясной с тех пор, как себя помню. И не то, чтобы наша семья специально пострадала (наоборот, она относительно благополучно сохранилась), а просто горе и муки всей страны, ущерб российской культуры, моря крови, подавляющий страх, слишком били в глаза и в уши.

Галич утверждает, будто не понимал, не верил; ссылается на несколько искусственную атмосферу театральных студий, где учился (но… ведь он, следовательно, вращался в среде русской интеллигенции, столь жестоко в те годы ущемляемой?). Не зря молоденькая красавица Лия Канторович[422], еще до войны сумевшая все рассмотреть и оценить, ему говорила: «Ты совершенно, совершенно не умеешь думать!»

Ну, может, и так: не понимал и вправду. Он пришел, в конце концов, к антикоммунизму и, видимо, вполне доброкачественному, ибо радикальному; а что прежде заблуждался, – быль молодцу не в укор. Вспомним евангельскую притчу о работниках; не столь важно, когда, – ни даже, почему, – человек стал антикоммунистом; главное, что он им стал вообще.

Воспроизводимая в книжке пьеса Галича «Матросская тишина», хотя и талантливая, принадлежит целиком его прошлому до прозрения: ее наполняет казенная советская психология (все народы СССР готовы до одного умереть за свою родную советскую власть и т. п.). Еще казеннее и серее была, видимо, пьеса, созданию и постановке которой он отдал когда-то много сил: «Город на заре».

Но займемся основным: тем, для чего Галич, очевидно, и составил свои мемуары: вопроса о перемене его убеждений. И вот тут-то как раз дело неладно… Получается так, что для него решающим (а, пожалуй, и единственно существенным) явилось гонение в СССР на евреев. Ну, а если бы его не произошло (что ведь легко бы можно себе вообразить)? Неужели бы он тогда по-прежнему верно служил режиму и все зверства над другими народами его бы не волновали? Не хочется ни за что в это верить, а все же очень допустимо именно такой вывод из его сочинения сделать. Не пишет ли он сам о себе и своих друзьях, что они: «Знали о судьбе немцев Поволжья, крымских татар, чеченцев и ингушей, кабардино-балкарцев! Знали, но…»?

Но это их лично не касалось. А на чужом опыте никто не учится – как в другом месте бросает он сам, уже с негодованием, по адресу современного Запада!.. Грустно оно тем, что на таких-то человеческих свойствах и играл большевизм, уничтожая население по категориям: дворяне и духовенство, зажиточное крестьянство, оппозиционные партийцы и т. д. – при равнодушии остальных.

Подлинные антикоммунисты должны сознавать: коммунизм плох для всех и бороться нам надо за всех, чтобы живым помочь, а за мертвых отомстить; а защищать интересы какой-то одной группировки, классовой, этнической или политической, – близоруко и потому бессмысленно. Нашлись, однако, евреи, которые погибли за Россию, и в периоды, когда их как национальность никто не преследовал; вот им Россия, безусловно, воздвигнет со временем памятники: Мандельштаму, Каплан[423], Канегиссеру[424] и скольким еще…