5. Увы! Попав за границу, Авторханов избрал крайне неудачные способы борьбы с большевизмом; во многом, пожалуй, скорее ему помогая, чем вредя. Тем более жаль, что способности и знания у него незаурядные… О переходе к немцам он подробностей не приводит, о работе у них упоминает сжато. Но в тот момент он, видимо, находился на сравнительно правильном пути, сотрудничая со Власовым и кавказскими антибольшевицкими легионами. В период, проведенный им в Берлине он, похоже, сталкивался с людьми, известными и мне; но говорит о них слишком скупо, чтобы в том можно было быть уверенным.
Однако, после войны он энергично участвует в решительно непохвальной акции нацменов, которые, опираясь на американцев, вымогали у русских антикоммунистов согласие на расчленение России. Понятно, никто из общественных деятелей, никакая политическая организация не шли на такой самоубийственный шаг, означавший погубить себя в глазах антибольшевиков в Зарубежье и в СССР; те, кто делал уступки, потом их, быстро одумавшись, брали назад. Помню, как возмущался нелепым поведением американцев и нацменов С. П. Мельгунов, к которому я был тогда близок. Дело кончилось тем, что сепаратисты остались в одиночестве, без контакта с русскими, и тогда вдруг (как констатирует Авторханов) американцы из друзей и советников превратились в грубых и бесцеремонных хозяев. Сам он обеспечил себе существование работой в роли лектора при американской армии; но много на этом амплуа перенес унижений, о которых с горечью в своей книге вспоминает, и на многие безобразные и смешные вещи в своей карьере, до ухода на пенсию, натолкнулся. Чего стоят постоянные подозрения его начальства, уж не советский ли он агент, вплоть до принуждения его подвергнуться испытанию на машине для обнаруживания лжи (которая оказалась явно неисправной!).
Приведем в заключение два его отзыва (по существу дельных, хотя и не слишком объективных) о западных советологах: «В Америке советологию монополизировала узкая группа профессоров нескольких университетов, плотно закрывая туда дверь для посторонних, особенно эмигрантских исследователей». «университетские либеральные профессора, которые в свое время толкнули Рузвельта на союз со Сталиным, теперь ударились в другую крайность и стали сочинять новые теории, что советская глобальная стратегия – всего лишь повторение русского империализма, игнорируя тот элементарный исторический факт, что русский империализм по своей природе и по своим стремлениям был империализмом региональным – евроазиатским, а советский империализм интернациональный, внерасовый, идеологический и потому глобальный».
Ю. Пятницкая, «Дневник жены большевика» (Бенсон в Вермонте, 1987)
Рецензию можно бы назвать «Заслуженное возмездие» или «Кара по справедливости». Во время гражданской войны, Юлия Соколова, позже ставшая Пятницкой, работала советской шпионкой, проникнув в штаб адмирала Колчака. Уже за одно это преступление перед Россией она заслуживала сурового наказания. Тем более еще, что сама была дворянкой по происхождению и – до своего грехопадения – женою царского генерала, убитого большевиками. Легче понять психологию ее второго мужа: выходец из семьи бедных местечковых евреев, мелкий ремесленник по положению, он, очевидно, в своей нужде и бедствиях винил правительство и дико ненавидел дореволюционный строй.
Пятницкий с супругою являлись типичными представителями того типа людей, которые, уверовав в Молоха в виде компартии, неустанно и фанатически приносили ему человеческие жертвы, уничтожая все лучшее в России, – и были потрясены, когда в разверстую пещь ваалову бросили их самих и их семьи. Тут они оглушительно завыли; вот этот вой и заполняет предлагаемые нам тут без малого 200 страниц небольшого формата.
Конечно, в конце концов, они тоже жертвы большевизма; но как трудно им сочувствовать! Если бы еще рассказчица раскаивалась бы в своих – достаточно тяжелых – винах… Ничуть. В отличие, например, от Н. Мандельштам и А. Ахматовой, она и в бесконечных очередях за справками о заключенных не чувствует себя солидарной с остальными; видит вокруг себя классовых врагов, от которых с отвращением отстраняется. Со злостью упоминает она о старушке, объяснившей ей сущую правду, что массовые аресты производятся для набора даровой рабочей силы!
Даже своего мужа она готова заподозрить в реальной измене большевизму, и тогда – о тогда как бы стала его осуждать! И вот – несчастье данного бездушного, растленного слоя коммунистических функционеров. Мы, которых они давили и истребляли, мы так и понимали, что попали под иго диавольской, чудовищной власти врагов, и что их надо сколько возможно обманывать, чтобы выжить и спасти близких. И при самой гибели, нам оставались утешением Бог и сознание долга, да еще, – верность семьи и друзей.