Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Некоторые его высказывания (даже о прозе) поражают: Цветаева, по его мнению, писала самой плохой прозой на русском языке (?), столь же несправедлив и даже неумен его отзыв о «Песни торжествующей любви» Тургенева. Впрочем, он вообще не любит романтизма, и жестоко его бичует всюду, где встречает (или хотя бы подозревает).

Он бывает хорош только когда резко критикует, – в некоторых случаях вполне заслуженно (Чехова, Горького).

Перевод, сделанный Р. Зерновой, в целом – отличный, но все же попадаются отдельные, порою курьезные ляпсусы. Так, Менделеев назван свекром Блока. Свекр и свекровь могут быть лишь у женщины; у мужчины бывают тесть и теща. Что такое Марриевский путеводитель, – непонятно: может быть мурреевский? С этого время сказать нельзя; нужно бы времени. В дореволюционной царской армии не было сержантов (оставляя в стороне XVIII век); были унтер-офицеры и фельдфебели. Французского иезуита, книга которого цитируется, звали д’Эрбиньи, а не д’Орбини.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика

«Библиография», 18 декабря 1993, № 2263, с. 2.

Ю. Мальцев, «Бунин» (Франкфурт-на-Майне, 1994)

критический взгляд и не впадать в чрезмерную идеализацию. Следы коей здесь заметно обнаруживаются. Конечно, Бунин пользуется сейчас большой славой на территории «бывшего СССР», вполне понятной, хотя несколько чересчур и раздутой. Но это не причина для чрезмерных похвал.

Что до структуры книги, уточним, что ее бы можно назвать, скажем, «Творчество Бунина». Биография писателя хотя и дается, но в очень сжатом виде, особенно, что касается его жизни в эмиграции. Столь важное событие, например, как получение им Нобелевской премии, излагается буквально в нескольких словах.

Как бы высоко ни оценивать талант Бунина, личность его навряд ли может вызывать симпатию. Метко о нем заметил И. Ильин, что он всюду видел только низменные стороны человеческой натуры и ее животные, зверские проявления. Иначе говоря, он был вовсе лишен любви к людям, присущей большинству русских писателей, особенно – великих.

Жестокий, беспощадный взгляд он обращал и на иностранцев (в частности, в период пребывания за границей). Но, как русский писатель, он естественно в первую очередь говорил о русских – и как! Чудовищно его изображение нашего крестьянства (в «Деревне», да и passim⁴⁹²). Не лучше и образы дворян (в «Суходоле», например). Интеллигенцию же он специально презирал и ничего хорошего в ней не находил. Все это до последней степени несправедливо и до крайности утрировано.

Даже такое высокое чувство, как любовь, принимает под его пером жуткие, отталкивающие формы. В «Темных аллеях» (где он как бы подводил свой жизненный опыт) перед нами какое-то «насекомых сладострастие» (словами Шиллера). Постоянно выводятся на сцену (и без видимого осуждения!) мужчины, которые обольщают женщин, преимущественно наивных и беспомощных девушек, и бросают их в безвыходном положении, толкая на гибель.

Сильнее всего Бунин оказался в «Окаянных днях», когда рассказывал о подлинно страшных и омерзительных вещах, – о приходе ко власти большевиков, об опьянелых и обезумевших народных массах.

Но оправдывает ли это его общий отрицательный отзыв о крестьянах? В глазах Мальцева, очевидно, да. На деле же, – и он сам это, вслед за Буниным, упоминает, – в любом народе при революции со дна подымается все худшее, что в нем было, и потому творятся страшные, неправедные дела. Во Франции, допустим, не меньше, чем в России, в эпоху революции там.

Биограф считает, что Бунин многому может научить современную Россию. Не видим, чему. Писателей техническим приемам их ремесла? Может быть; хоть его манера – крайне субъективная и подражать ей опасно. Ненависти к большевикам? Это – да! И это поставим Бунину в большой плюс.

Моральные же его свойства, и реальные, личные, и выраженные на бумаге, – вряд ли кому пойдут на пользу.

Относительно антикоммунизма писателя, не будем все же преувеличивать: после Второй мировой войны он длительное время колебался; положим и соблазн был велик… Все же он от предложений большевиков отказался; и это, конечно, явилось большой моральной заслугой.

В смысле анализа слога, построения сюжетов, вводимых новшеств, – анализ Мальцева до предела подробен и обстоятелен (хотя, может быть, и не всегда правилен). Интересующимся такими вопросами можем данную книгу от души рекомендовать.

Упоминаемые вскользь воспоминания Бунина уж вовсе не заслуживают оправданий: он не только желчно, злобно отзывался о своих коллегах-писателях, но часто говорил абсолютную (и, вероятно, заведомую) ложь. Вроде того, что Бальмонт не знал по-испански, а брался, мол, переводить Кальдерона. Знал, и знал превосходно! Чему оставил бесспорное свидетельство своими работами…