Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Итак, при двух неизвестно чьих стихотворениях… не назвать 11 проверенных и одобренных автором стихотворений, всунуть стихи из старых журналов, отвергнутые автором для книг… Что сделано с "Путем всея земли" – "неприятно и речь затевать" как говорил Некрасов. Еще неприятнее писать о Предисловии».

Лучше бы было г-ну Струве издавать сочинения только покойных поэтов! Те промолчат… А не то – вот ведь как нехорошо получается! Гумилев бы, верно, и громче еще запротестовал… но мертвого льва можно пинать безнаказанно.

Позволю себе привести два ахматовских стихотворения, из опущенных у Струве:

Подражание армянскому

Я приснюсь тебе черной овцою
На нетвердых сухих ногах.
Подойду, заблею, завою:
«Сладко ль ужинал, падишах?
Ты вселенную держишь, как бусу,
Светлой волей Аллаха храним…
Так пришелся ль сынок мой по вкусу
И тебе и деткам твоим?

Привольем пахнет дикий мед.

Пыль – солнечным лучом.
Фиалкою – девичий рот,
А золото – ничем.
Водою пахнет резеда,
И яблоком – любовь.
Но мы узнали навсегда.
Что кровью пахнет только кровь.

Немудрено, что Ахматовой тошно стало:

… видеть поневоле
Что люди делают, и сквозь тлетворный срам
Не сметь поднять глаза к высоким небесам.

А, впрочем, что ж! Вот один из ее горячих поклонников, В. В. Вейдле, в книге «О поэтах и поэзии» (Париж, 1973), с жестоким сладострастием гурмана, радуется, что Ахматова осталась в СССР. «Но если бы не осталась, кто бы тогда написал:…» – н он со смаком перечисляет страшные, трагические стихи несчастной поэтессы… Не дай Бог никому таких почитателей!

Отметим, в той же статье («Умерла Ахматова») и следующий пассаж: «Перед моим отъездом, Анна Андреевна просила меня навести в парижской русской гимназии справки, насчет условий, на которых приняли бы туда ее сына, если бы она решилась отправить его в Париж. Я справок не наводил…»

Жаль, все-таки. В судьбе Л. Н. Гумилева это многое могло бы изменить: учись он в Париже, а не в Ленинграде, – не довелось бы ему полжизни провести в концлагерях. Но и то сказать, – у В. В. Вейдле были, понятно, дела важнее и интереснее.

К счастью, встречаются друзья и иного рода. Как Лидия Чуковская, «Записки об Анне Ахматовой» которой недавно вышли в свет (Париж, 1974). Таких, поистине, можно всякому крупному человеку пожелать, как драгоценный дар!

Умная, деликатная и преданная, Чуковская старательно сохраняет главное, отбрасывая все, способное снизить образ Ахматовой или чем-то создать о ней отрицательное впечатление. (В этом она отличается от Н. Мандельштам, которая, в своих воспоминаниях про Ахматову равно говорит хорошее и плохое, как придется). И, в силу их взаимной духовной близости, она нам сообщает много важного и любопытного, в первую очередь о литературных вкусах Анны Ахматовой.

Однако, со смешанным чувством читаешь мнения этой последней, резкие и безапелляционные, порой отражающие дельные н интересные мысли, но тут же рядом – и вовсе несостоятельные. Вот несколько примеров.

О Толстом: «Силища какая. Полубог! Но все из себя и через себя – и только. Пока он любил Софью Андреевну, она и в Кити, она и в Наташе… А когда разлюбил – тогда и "Крейцерова соната", и вообще чтобы никто никого не любил – никто, никогда! – и чтобы никто ни на ком не смел жениться».

О Чехове: «…всю жизнь изображал художников бездельниками. По-видимому… невольно шел навстречу вкусам своих читателей, – фельдшериц, учительниц, – им хотелось видеть в художниках бездельников».

О Фете: «Он восхитительный импрессионист». Об Асееве: «Асеев принадлежит к тому поколению поэтов, которое вступило как молодые, молодость была главным признаком школы, и они были уверены, что молодость будет им принадлежать всю жизнь. А теперь, когда они уже несомненно старые, они никак не могут с этим освоиться».

О Фрейде: «Фрейд – мой личный враг. Ненавижу все. И все ложь. Любовь для мальчика или девочки начинается за порогом дома, а он возвращает ее назад в дом, к какому-то кровосмешению».

Все это довольно метко. Но наряду с этим – субъективные, несправедливые до нелепости оценки, основанные на голых предрассудках.

«Дон Жуан» Байрона, оказывается, «плохая, даже безобразная вещь»!

Хуже того, у Тургенева: «Клара Милич» или «Стук-стук!» прямо как из «подвала провинциальной газеты». Это о двух шедеврах, каких в мировой литературе мало (особенно «Клара Милич»)!

А уж об Есенине – даже и цитировать не хочется: сплошная злоба и слепое непонимание (конечно, он был поэтом другого типа, чем Ахматова, но на деле-то, еще более выдающийся, чем она).