Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Или еще вдруг яростные обвинения против Анны Григорьевны Достоевской… и та была прекрасная жена своего великого мужа; как факт, Ахматовой очень бы было чему у нее поучиться…

Скажем, в заключение, что пушкинисткой Ахматова, наверное, была плохой: все ее соображения, приводимые Чуковской, определенно совсем неубедительны… Но вот с ее отзывом о Сталине только и можно полностью согласиться, им и закончу статью:

«Сталин – самый великий палач, какого знала история. Чингисхан, Гитлер – мальчишки перед ним… Теперь выяснилось, что лично товарищ Сталин указывал, кого бить, и как бить. Оглашены распоряжения товарища Сталина – это резолюции обер-палача на воплях, на стонах из пыточных камер».

«Русская жизнь» (Сан-Франциско), 19 августа 1975, № 8254, с. 3.

Сюрпризы

Надо всерьез поблагодарить С. Бабенышеву[498] за ее интереснейшие публикации. В журнале «Время и Мы» она дала отрывки из дневника Ольги Берггольц, рисующие совсем иной облик этого замечательного поэта, чем подсовываемый нам с навязчивостью большевиками (например, в препротивной книжке «Вспоминая Ольгу Берггольц»; Ленинград, 1979).

Еще значительнее публикуемые ею сейчас, в сборнике «СССР: внутренние противоречия», № 3, главы из воспоминаний Веры Пановой, опущенные (и не диво!), в советском издании ее книги «О моей жизни, книгах и читателях» (Ленинград, 1975).

Рассказывая здесь об аресте и гибели в период террора ее мужа Бориса Вахтина, писательница говорит о большевиках: «Теперь-то я знаю, что их цель была истребить всех, кто мог мыслить, а вовсе не тех, кто был в чем-нибудь виноват», и так обращается к жертве: «Ты видишь нас всех, не правда ли, мой мученик? Ты помолишься, не правда ли, чтобы Господь скорее дал нам свидеться Там?» А о своем состоянии в те годы рассказывает следующее: «Мне казалось, что иначе теперь и быть не может, что отныне вся людская жизнь пойдет под знаком катастроф, в том числе и моя. Что-то нарушено – какое-то обязательное равновесие, без которого мир не может держаться. Тогда я еще не сообразила, что это нарушение заключается в нашем разрыве с Богом, разрыве, на который нас подбили и который не мог сойти нам с рук. Да, за то, что мы забыли Его заповеди и слушали заповеди иные, лжепророческие, – за это и хлынуло на нас все то, что хлынуло…»

Отметим еще такое место: «Очень тягостно мне то обстоятельство, что о дедах и родителях принято писать, что они при всей своей косности, втайне были пламенными революционерами, такая уж сложилась традиция рядить своих стариков в красное. Я же не хочу врать на моих покойников…»

Мы всегда высоко ценили Панову, чувствуя в ее творчестве подспудные национальные и христианские ноты; еще при появлении ее первого (и самого замечательного) романа «Спутники», «Наша Страна» откликнулась на него с живым одобрением. Приятно убедиться, что покойная писательница была к нам еще гораздо ближе, чем мы думали, была во многом, если не во всем, нашей единомышленницей.

Много, наверное, таких радостных сюрпризов, о живых и мертвых, готовит нам еще грядущее!

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Печать», 5 ноября 1982, № 1685, с. 3.

Предсказания (Ходасевич о Тютчеве)

По многим вопросам не лишено бывает интереса и в наши дни прослеживать идеи и чувства, высказываемые в пределах русской эмиграции в ее героический период, в эпоху ее максимального культурного расцвета, длившуюся от революции до Второй мировой войны; во времена, которых я уже не застал, но проблески которых в первые мои годы за границей мог еще наблюдать.

Для тех лет весьма характерна была борьба между двумя главными русскими газетами во Франции, «Последними Новостями» и «Возрождением», в роли выразителей каковой часто выступали их присяжные литературные критики, Г. Адамович и В. Ходасевич. Взглядов первого, в частности на остающийся и посейчас актуальным вопрос о славянофильстве и на его преломление в творчестве Тютчева, я коснулся недавно в статье «Крах тех схем»; позволю себе теперь сказать несколько слов о взглядах второго.

Не удивительно, когда Тютчева, вместе с другими славянофилами, атакует Адамович, объятый разъедающим скепсисом. Более, странно найти сходные ему упреки (хотя и не совсем те же) под пером Ходасевича, человека более умного и с более правыми убеждениями (в его книге «Литературные статьи и воспоминания», Нью-Йорк, 1954 г.).