Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Вот мы все думали, будто Чацкий влюблен в Софью; а теперь Жан Бонамур (не знаем, откуда он родом? не из Бордо ли уж?) нам авторитетно разъясняет, что он влюблен… в Молчалина!

Тем более поразительно, что нам-то Молчалин до сих пор представлялся довольно жалкой подхалимистой рептилией; но французский ученый разглядел, с галльским острым смыслом, его положительные качества: умение идти к раз поставленной себе цели, руководствуясь трезвым политическим расчетом, безо всякой там славянской мечтательности.

Вообще же не будем удивляться: для приверженцев однополой любви (а книга, как мы увидим, представляет собою бастион их вкусов и взглядов), любовь между мужчиной и женщиной есть нечто отталкивающее, чуть ли не греховное. Особенно же их раздражает, если подобные чувства выходят за рамки скотного двора, приобретают оттенок чего-то духовного и возвышенного, не дай Бог даже поэтического! Тут же эти господа не стесняются и не лезут в карман за хлесткими разоблачениями нашего лицемерия и притворства. В самом деле: ну разве такое бывает! То, что они презрительно именуют гетеросексуальностью, есть ведь в их глазах курьезный клинический случай.

Зато они с пылким энтузиазмом поднимают на щит извращенца М. Кузмина, гомосексуальному опыту и соответствующей философии которого в сборнике посвящены две статьи, К. Харера и Ф. Шиндлера. Бесспорно, однако, что Кузмин является редчайшим исключением в области российской словесности, и что в таковой иных стран содомские страсти отражены куда гуще, в соответствии с реальной жизнью. Впрочем, это-то и бесит объединившихся вокруг «Slavica Helvetica» авторов.

Ева Берар-Заржицкая пытается принизить русских женщин обвинением в лесбиянстве, исходя из того конкретного обстоятельства, что они, – отнюдь не по своей вине! – бывали силою событий периодически надолго разлучаемы с мужьями, из-за гражданской и нескольких внешних войн. И что же? Получается покушение с негодными средствами! Никаких данных польской исследовательнице подыскать не удалось. Кроме сведений об извращениях в концлагерях, в среде уголовниц. Но где же и когда преступный мир отличался добродетелью? И как же можно по нему судить об обществе в целом?

Большинство представленных здесь работ выражает старое и зловредное противопоставление западной и восточной культуры. Зачем русским не свойственны либертинаж[568] и gauloiserie[569]? Зачем их развитие миновало расцветшие в Европе порнографию и эротику?

В поисках виновного составители обрушиваются на православную Церковь, традиции, национальный характер.

Но, между прочим, и западные христианские Церкви, как и государственные учреждения, и народные традиции, до совсем недавних времен строго осуждали разврат вообще, а противоестественный – наипаче! В частности, за педерастию полагалось сожжение на костре…

Пускают участники сборника в ход и иные приемы, тоже отнюдь не новые. Выкапываются свидетельства иностранцев о допетровской России, из коих мы узнаем, что любую русскую женщину можно иметь за очень дешевую цену.

Нет нужды опровергать явную ложь, то же самое неблагожелательные иностранцы неизменно говорят о женщинах любой страны, куда попадают. От русских старых эмигрантов (особенно от не шибко культурных) мы не раз слышали такие именно отзывы о француженках, немках, англичанках.

Курьезно, откуда эти путешественники берут слухи о наличии будто бы в России общих бань для двух полов? Сколько нам известно, такой обычай существует, в пределах Европы, только в Финляндии (где нельзя сказать, чтобы нравы были очень распущенные…). Русские же, вплоть до наших дней, и тем более в прежние годы, когда с такими явлениями сталкиваются, изумляются и даже возмущаются.

Некоторые работы, здесь же, предлагают нам ядовитый разбор подсоветской литературы, которая того, конечно, и заслуживает. Жаль лишь, что эти издевательства часто превращаются в глумление не над режимом, а над страною и народом.

Многие участники сборника употребляют сугубо научный язык, доходя до почти комического педантизма; читать их произведения порою нестерпимо скучно. И всегда – противно! Более того, от посредственной и в сущности ничтожной книжки отчетливо пахнет серой; в ней ощущается дыхание Сатаны. Прославление чуждых природе пороков всегда ведь было исторически связано с поклонением нечистой силе…

Во всяком случае, как бы мужеложники и лесбиянки ни воспевали свои уродливые склонности, для нормальных людей, составляющих огромное большинство человечества, они все останутся либо личностями, пораженными позорным недугом, либо искателями худших форм разврата.

Возникновение болезни эйдс, вероятно, сильно сократит их число; и уже привело к гораздо более, чем прежде, враждебному к ним отношению широкой публики. Вспышки их пропаганды, в сферу каковой входит разобранная нами книжка, составляют, скорее всего, вспышки угасающего огня.

«Голос зарубежья» (Мюнхен), март 1993, № 68, с. 24–25.

Затмение солнца