Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Выпишем несколько мест, которые говорят сами за себя: «Иногда кажется, что черный рынок, – все это искусство дышать в петле запретов и ограничений, вся эта простодушная хитрость, этот кооператив нищих, – нами придуманы, что мы тут обманули советскую власть: нам колхоз, а мы приусадебное хозяйство; нам – дефицит и распределение по карточкам и талонам, а мы – взятку и товары через заднюю дверь; нам – постную пятницу в заводской столовой, а мы – кроликов разводить в городской квартире; нам – бесплатно плохого врача в конце длинной очереди больных, а мы – с подарком и без очереди к хорошему. Словили? Дудки! Когда надо, власти и приусадебное хозяйство прижмут запретами и налогами (так было!), и кроликов из городских квартир милиция повытрясет, и за подарки врачу сроки давать будут. Раз терпят, значит всем выгодно. Раз терпят, значит без этого и власти не удержатся. Нас тут отпустили слегка, чтоб вовсе не примерли, но на вожжах держат».

Оно хорошо из прекрасного далека наставлять безнравственных, закононепослушных советских граждан, и им:

Докучать моралью строгой.

Но как бы поступили те же ревнители честности, находясь они там? Если ребенок болен, или жена и дети голодны? А ведь не для своего удовольствия делают подарки доктору, или разводят кроликов у себя в квартире!

Как на деле выглядят люди, умеющие обходить правила, чтобы выжить? Тимофеев нам изображает свою знакомую, Аксинью Егорьевну: «20 лет без мужа она тянула все хозяйство и привыкла надеяться только на себя. Да и раньше, когда муж еще жив был, от него толку выходило немного… Так что не 20, а почитай все 45 лет она одна всех кормила, одевала, ставила на ноги. И дети все выросли, все выучились, каждый в жизни по-своему устроился. И всех Аксинья Егорьевна кормила не с каких-то волшебных доходов и уж, конечно, не от колхозных хлебов, которых для нее просто никогда не было, а со своего огорода, с 40 соток земли, – от черемухи у одного забора до яблони у другого, да вдоль 80 шагов – все, что оставила власть крестьянской семье после коллективизации».

В результате: «При первом знакомстве, цифры потрясают: на приусадебных участках, по разным подсчетам занимающих лишь 2,5 или даже 1,5 % всех посевных площадей страны… производится треть всего сельскохозяйственного продукта». Как убедительно вычисляет Тимофеев, все это – за счет того, что мужик работает фактически два рабочих дня в сутки.

Зато уж: «Для крестьянина воровство – продолжение его борьбы за свою долю необходимого продукта, продолжение приусадебного хозяйства. Крестьянское хозяйство невозможно вести без инвентаря, без хозяйственных построек, без тысячи мелочей: без мотка проволоки – починить на скорую руку плетень, без машинного масла – смазать колесо у тележки, с которой за сеном ходят, без самых этих колес, без гвоздей… Сколько бы мы ни тыкали пальцем, стоя посреди крестьянского двора, в различные предметы вокруг нас, окажется, что почти ни один из них не куплен… Просто купить все это негде, ничто из необходимого не продается. Но раз не продается, а хозяйство-то все равно вести нужно – значит, воруется… Кто продаст крестьянину необходимые 2–3 мешка удобрений? В колхоз за ними не ходи, скажут: самим не хватает – и не без оснований скажут… А кто украдет, тот и продаст. Впрочем, чаще сам крестьянин и украдет… В магазине, кроме ведер и лопат, ничего нет. Но все есть в колхозе. Пойди на машинный двор – там наверняка какие-нибудь валяются…» и т. д.

Вероятно, суровые ригористы Д. Иноземов и Л. Келер с негодованием от таких крестьян отвернутся и потребуют для них строгого наказания. Я – ничуть. Нисколько им в упрек такого воровства не ставлю; скажу прямо: на их месте – воровал бы и сам.

Про пьянство, специально интересующее моих уважаемых оппонентов, в «Технологии черного рынка» сказано, к сожалению мало: «Да и подступись к теме пьянства, научных сведений никаких не сыщешь. Сколько-нибудь систематического изучения пьянства не ведется».

Однако, кое-что любопытное Л. Тимофеев нам все-таки сообщает: «Впрочем, если нет пока еще прямого плана на вырождение, то жесткий план на выручку, на доход от пьянства – существует и действует. Государство из всего извлекает свою выгоду – даже из деградации личности алкоголика. А мы-то думаем, что хоть напившись, ускользаем от социалистической реальности! Ничего подобного. Нас и здесь догонят. Деньги, которые мы отдаем за водку, не что иное, как косвенный налог с населения. Недаром в закрытом партийном распределителе водку дают по себестоимости – с партийной бюрократии налогов не взимают. Специалисты утверждают – не печатно, конечно, но конфиденциально, – что доход от продажи водки на много превышает нынешние экономические потери от пьянства. Власти от этого дохода легко не откажутся, даже если грядущее коммунистическое общество наполовину будет состоять из идиотов и потомственных алкоголиков».