Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Русская литература не могла получить удара более жестокого, испытать потерю более жестокую, чем кончина Алданова. Нет за рубежом писателей столь любимых и популярных для русской читающей публики, книги которого имели бы столь верный и широкий успех, вызывали бы столько интереса и разговоров.

М. А. Алданов был для русской эмиграции не только одним из самых крупных русских романистов заграницей, но и единственным литератором такого калибра, творчество которого целиком развернулось уже вне России, уже после грандиозного краха революции. Но его оригинальность отнюдь не ограничивается тем, что его по праву можно назвать писателем русской эмиграции. В то время, как так много других его коллег оставались всегда в традиционной области психологического романа, все более принимающего характер статического повествования, лишенного действия, и все более скатывающегося в унылый анализ тоски, скуки и отвращения ко всему на свете, испытываемых героями и передающихся читателям, Алданов смело отыскал себе совершенно особую сферу.

Он избрал жанр исторического романа и создал в нем целый цикл, связанный между собой единством ряда персонажей, глубоко своеобразный, увлекательный, и содержащий столько острых и новых мыслей, что, закрыв его книгу, всякий впечатлительный человек оставался перед лицом раскрывшихся ему неведомых дотоле горизонтов.

Алданов, как никто, осознал ту истину, что в свете событий нашей эпохи мыслителю делается понятным многое, очень многое в прошлом, что прежде представлялось необъяснимым, или по меньшей мере чуждым и странным. Это мироощущение дало ему возможность с яркостью и убедительностью очевидца рассказать нам о французской революции, о дворцовых переворотах в царской России, о Наполеоне, и в более близком прошлом, о народовольцах. Может быть еще более замечательным являются, однако, его рассказы о том, что он сам непосредственно видел, широкое полотно российской жизни перед революцией и в эпоху революции, равно как и первых лет эмиграции.

Типично для Алданова, и, мы думаем, немало содействовало его привлекательности для широких масс русской диаспоры, то, что он всегда с интересом искал в прошлом и в настоящем сильных, волевых, энергичных и чем-либо выдающихся людей. Особенно отчетливо чувствуется эта его склонность в его блестящих портретах современников и деятелей далеких времен. Сколько мастерства и жизни он сумел вложить в изображения генерала Пишегрю[574], вождя шуанов Жоржа Кадудаля[575]. Очерк под его пером приобретает всю яркость романа. Но и в беллетристике он любит говорить о таких же людях. Вспомним его прекрасное описание Суворова в «Чертовом мосту», или созданные им персонажи Федосеева и Брауна в «Ключе» и «Бегстве».

В произведениях Алданова есть некоторый фон разочарованности и скептицизма, пессимизма и горечи очень умного много видевшего и испытавшего человека. Но они не оставляют чувства подавленности у читателя, так как в них же с заразительной страстью описаны сильные, мужественные люди и радость жизни, которую дают борьба, любовь и творчество.

Смерть этого большого писателя вырывает из рядов русской эмиграции одного из людей, какими она была вправе гордиться, и оставляет незаполнимую пустоту. Как это ни грустно, у нас не остается даже сколько-нибудь талантливых подражателей этого новатора, произведшего настоящий переворот в жанре исторического романа.

Говорить о личности Алданова было бы чрезмерной смелостью с моей стороны. Я никогда не встречал его лично. Правда, мне случилось обменяться с ним несколькими письмами, и я никогда не забуду того теплого, благожелательного тона, какой, видимо, Марку Александровичу был присущ со всеми.

Но вот что мне хочется отметить. В русской литературной среде, где на похвалы обычно не очень щедры, я всегда слышал ото всех знакомых с Адлановым, хотя бы они даже и критически относились к нему, как к писателю, или не разделяли его взглядов, один и тот же отзыв о нем, как о человеке: «Алданов – совершенный джентльмен»; «Алданов во всех житейских и литературных делах – воплощенная деликатность и порядочность».

Дай Бог каждому, так или иначе причастному к русской литературе изгнания заслужить такой отзыв со стороны друзей и врагов! Это очень трудно и очень почетно…

«Новое русское слово» (Нью-Йорк), 17 марта 1957, № 15968, с. 3.

У могилы Алданова

Все, кто так или иначе связан с русской эмигрантской литературой, читатели не меньше, чем ее профессиональные деятели, испытали острое, жгучее сожаление, узнав о смерти М. А. Алданова. Даже чисто эгоистическое: не придется больше читать его новых романов, и никто не сумеет написать такие, или хотя бы похожие. Но для большинства, для всех тех, кто лучше знал творчество Алданова, это чувство боли гораздо сильнее еще: незримые узы связывали их с человеком, страницы, вышедшие из-под пера которого, так часто вызывали у них волнение, наводили на размышления, заставляли от души смеяться.