Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Но о них, если говорить, то в другой раз.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Мысли о литературе», 1 апреля 2000, № 2589–2590, с. 4.

Памяти Газданова

По поводу установления памятника Гайто Газданову на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, «Русская Мысль» от 4 октября 2001 г. публикует интервью с Н. Струве, открывающееся словами: «Вы один из немногих, кто лично помнит Гайто Газданова». На что Струве ответил: «Я имел честь и счастье с ним работать на радио „Свобода“».

Это пробуждает и у меня некоторые воспоминания о встречах с покойным писателем.

Он ко мне некогда обратился с предложением работать на вышеупоминаемом радио. Пригласил меня в ресторан, «Эльзасскую Таверну», близ от дома, где я тогда жил на улице де Ла Гротт. Причем взял там копию счета, – на предмет оплаты его американскими хозяевами.

И вот, из состоявшейся с ним беседы, врезались мне в память такие его мысли (передаю, конечно, содержание, не ручаясь за точность формы).

– «Я когда-то мечтал о том, чтобы ходить в дорогие рестораны, ездить в поездах первым классом. А теперь я все это имею, и это меня ничуть не радует».

Меня он завербовал на службу в «Свободе». Я съездил в Мюнхен (встретился там, между прочим, с писательницей И. Сабуровой, с которой до того состоял в переписке). Работал некоторое время корреспондентом из Парижа. Качеством-то текстов там были довольны, хотя делали мне странные замечания в том смысле, что им бы желателен «средний уровень», а я-де пишу слишком «красиво», слишком «литературно».

Но сам я быстро почувствовал антирусский характер этой лавочки. И бросил ее, хотя там платили звонкой монетой, – а жизнь русского эмигранта, да еще и «второй волны» во Франции была уж как не сладка.

Но «честью и счастьем» участие в деятельности «Свободы» мне никак не казалось. Думаю, впрочем, – и Газданову тоже. Но он свою работу там продолжал, Бог ему судья. Как, впрочем, и многие другие.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 26 января 2002, № 2683-26894, с. 6.

Царство Небесное дочери России!

Известие о смерти Марии Волковой до глубины души меня огорчило. Я знал, что у нее больное сердце, беспокоился как раз, что она долго не пишет, – и все же удар меня поразил нестерпимо.

Я ее никогда не видел, кроме как на присланной ею фотографии; знакомство сводилось к переписке несколько лет, всегда с ее стороны исключительно милой, деликатной, внимательной. Вот и теперь, напоследок, ее близкая подруга сообщает мне из Германии: «Мария Волкова Вас очень ценила».

Она меня! Какая все же разница… Я-то знал и, слава Богу, давно, многие годы, кем она была: один из лучших, если не просто лучший из эмигрантских поэтов… Ах, еще так мало времени назад я мог бы добавить: «ныне здравствующих».

И поэт столь мало известный! Правда, настоящие-то ценители литературы, не колеблясь, упоминая о ней прибавляли: «Настоящий, большой поэт!» Чтобы не называть живых, сошлюсь на покойную писательницу Ирину Сабурову, которая так о ней и выразилась однажды в письме.

Но, на беду, Волкова за рубежом жила, как она сама любила определять, на отшибе, вдали от русских центров; сперва в Литве, потом в восточной Пруссии, позже после Второй мировой войны – в немецкой глуши, где-то в Баденской области. Печаталась она, главным образом, в казачьих журналах (где ее вещи поди-ка, найди!), связанная кровью с казачьей средой, как стоит в ее стихах:

Моя мать казачка с Урала,
Мой отец сибирский казак

Положим, публиковалась она когда-то во «Владимирском Вестнике» и в «Русской Мысли», затем в «Современнике», а вот сейчас, – какая запоздалая и недостаточная дань ее огромному таланту! – появляются ее стихи в «Новом Журнале». Только, отчего-то, тут фигурируют лишь ее вещи на философские темы и те, в которых сильнее чувствуется настолько понятная горечь жизни. А творчество ее так разнообразно, так богато оттенками!

Издано было всего два сборника Волковой: «Песни Родине» в 1936 г. в Харбине и «Стихи» в 1944 г. в Париже; оба давно стали библиографическими редкостями. Так вот и получилось, что о ней широкая публика попросту не слышала. «Она сама горячо желала выпустить еще книгу, в которой бы отразились труды всей ее жизни, от которой, ей было ясно, мало уже оставалось». И никто не хотел вложить деньги (а своих у нее не имелось), рискнуть капиталом ради ее произведений! В наши дни, – когда тоннами печатаются бездарные вирши и всяческая макулатура в прозе! Вот уж сбылись на ней слова Пушкина: «Мы ленивы и нелюбопытны…» Каждый новый отказ ей причинял, разумеется, горе; и это, наверное, значительно приблизило ее кончину.