Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Конечно, Иван Лукьянович пожелал бы, чтобы мы продолжали его борьбу. Чтобы мы беспрестанно били по всему, что мешает святому делу восстановления монархии в России; чтобы мы строили все, что для этого восстановления нужно. Соберем все силы, сделаем в десять раз больше обычного; покажем друзьям и врагам, что борьба продолжается, что Солоневич не умер без учеников и последователей! Пламя монархической идеи должно гореть так же ярко, как прежде, и если нашего вождя нет больше с нами – он достаточно сказал и сделал, чтобы указать нам правильный путь: продолжим его дело во всех намеченных им направлениях.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 9 мая 1953, № 173, с. 3.

Е. А. Ефимовский

О конституционном монархисте Евгении Амвросиевиче Ефимовском я, кажется, в первый раз услышал от Мельгунова, который рассказывал, что тот приходил к нему с предложением участвовать в антикоммунистическом «Свободном Голосе». Сергей Петрович проявил, однако, в данном случае чрезмерную узость и от союза с ним отказался.

Ефимовский начал тогда издавать свой журнал, «Русский Путь», печатавшийся на пишущей машинке и составлявший 20–25 страниц. Но для меня вопрос заключался не в размерах или тираже. Монархический журнал – это как раз было то, что меня интересовало.

На беду, время стояло такое, когда царила настороженность, и к незнакомым людям относились подозрительно; да и адреса давали неохотно, кто и знал.

Тут мне опять на помощь пришел Гуль, которому, решительно, судьба предназначила роль моего крестного отца в журналистике! На мой вопрос он отозвался, что с нынешним редактором «Русского Пути» он давно знаком, и припомнил даже довольно курьезную историю: много лет назад Ефимовский, – а он был на 10–15 лет старше Гуля, – пригласил его в секунданты на дуэли. Поединок, впрочем, не состоялся: противников удалось помирить. Жаль, что я не добился от Романа Борисовича уточнения, с кем и по какому поводу вышло у Ефимовского это столкновение.

Забегая вперед, скажу, что годы спустя, когда я однажды спросил про это дело у самого Ефимовского, он с улыбкой отмахнулся, не отрицая факта, и перевел речь на другое.

Пока же я получил от Гуля рекомендательную записку и указание, что Ефимовский обычно после обеда играет в приятельской компании в карты в одном небольшом французском ресторане около станции метро Конвансион.

Я направился туда. Кафе это и посейчас существует – «Au Petit Saint Hubert», на улице Алэна Шартье, – но внутри оно сильно перестроено. А в тот день, спустившись на несколько ступеней от тротуара, я оказался в полутемной продолговатой комнате, внутренняя часть которой отделялась от внешней стеклянною перегородкой. В передней половине стояло несколько столов со стульями, а у стойки одинокий посетитель что-то пил.

Я спросил у хозяина, можно ли видеть г-на Ефимовского. На мои слова клиент оставил на миг свой стакан и, постучав о перегородку, крикнул по-русски в глубину:

– Евгений Амвросиевич! Тебя спрашивают…

Ко мне вышел худощавый мужчина очень высокого роста, но сильно горбившийся, в светло-коричневом, помнится, пиджаке, гладко выбритый, кроме небольших белокурых усов того же цвета, что и слегка редеющие волосы. Лицо его, округлой формы, было покрыто мелкими морщинами. В отличие от Мельгунова, чьим примерно сверстником он был, Ефимовский выглядел старше своих лет. На носу у него красовалось пенсне, которое он за разговором часто снимал и протирал.

Я передал ему письмо, – он распечатал конверт и бегло проглядел бумагу, – и объяснил, что хочу ему предложить статью для его журнала.

Мой собеседник взял рукопись и пригласил меня прийти сюда же через неделю, в такой-то день и час. Он держался вежливо, но с некоторым недоверием. Да оно меня и не удивило. Рекомендация Гуля имела вес в том смысле, что я не коммунист и не провокатор; но, с политической точки зрения, Гуль, – который всю жизнь оставался левым, а в данный момент был близок к социал-демократам, – не представлял собою очень-то надежного поручителя для монархического органа печати.

Ну, на следующий раз прием оказался вполне радушным. Евгений Амвросиевич сказал, что берет статью и поместит ее в ближайшем номере (что он и сделал), и разговаривал теперь со мною в дружеском тоне, как со своим человеком.

Статья называлась «О монархизме в советской России», и я в ней проводил ту мысль, что чем больше большевики поносят монархический строй и монархическую идею, тем привлекательнее сии последние становятся в глазах населения, прочно усвоившего правило, что похвалы и осуждения коммунистов надо понимать наоборот.