Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

При всем том, воспоминания Романова представляют большую ценность в силу содержащегося в них материала. Судьбы и деятельность энтеэсовцев в годы войны тесно переплетались с жизнью власовского движения, русской эмиграции, людей в оккупированной части России.

Рассказ о быте СССР в годы перед войной у него в основном правдив. И он верно описывает факты, что первоначальные успехи немецкого наступления объяснялись полным нежеланием населения защищать ненавистную советскую систему.

Любопытно, что первой встречей Романова с настроениями Зарубежья оказались книги Солоневича, произведшими на него сильное впечатление. К сожалению, в дальнейшем он убедил себя, будто они дают неверную картину, – а вот мол-де Национально-Трудовой Союз это есть полнота истины!

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 27 октября 2001, № 2669–2670, с. 5.

В. Байдалаков, «Да возвеличится Россия, да гибнут наши имена Воспоминания председателя НТС, 1930–1960 гг.» (Москва, 2002)

Ключевой текст к этим воспоминаниям представляет собою следующий отрывок из «Введения» пера А. Окорокова: «После капитуляции Германии… НТС продолжал свою деятельность. Но годы войны, понесенные жертвы и новая западная политика нанесли организации ощутимый удар, вылившийся в 1950-х годах в общий кризис НТС, приведший к расколу.

Более 20 % активных членов НТС, в большинстве старых эмигрантов… покинули ряды Союза. Свое решение они мотивировали тем, что организация потеряла духовное и идейное лицо, превратилась в подобие коммунистической партии СССР и стала как бы придатком западных спецслужб. В числе ушедших был и Байдалаков[604]… В январе 1956 г. был основан «Российский Национально-Трудовой Союз», но просуществовал он не долго».

Помню, с этой последней организацией, в частности ее отделом во Франции, которым руководил Одинец, мы, русские монархисты, установили когда-то дружественные контакты. Но, как факт, в ней было мало членов, и большой роли она не играла.

Предлагаемые воспоминания интересны с точки зрения фактов. Однако с точки зрения идеологической эволюции данной организации, многое для нас остается непонятным. Вот о Югославии Байдалаков пишет: «Союз Русской Национальной Молодежи возник в середине 20-х гг., с монархическими настроениями. Когда же с осени 1928 г. председателем этого Союза стал автор этих строк, Союз перешел на позицию непредрешенчества».

Почему?

Удивляют объяснения Байдалакова: «Открытая рана уязвленного национального самосознания. Россия как государство была тогда стерта с лица земли… Господствовал культ героя и героики… "Капитаны" Николая Гумилева волновали, увлекали и звали к ответу».

Так разве монархисты меньше, чем непредрешенцы, страдали от «уязвления национального самосознания»? А Гумилев, как известно, был убежденным монархистом.

Создается впечатление, что дело было только в желании насолить отцам, старшему поколению, говорить и делать что-то наперекор им. Чем, понятно, подрывалось единство Зарубежья и причинялся большой вред.

Далее: «Образы революционной героики "Земли и воли" и эсеров всех восхищали и вдохновляли». Но разве монархизм исключает героику или ей мешает?

«Отталкивание от социалистического лагеря было вызвано констатацией: "против царя шли с бомбами и забастовками, а теперь пасуют"…» Браво! Но ведь монархисты это самое и говорили, и чувствовали.

«Гибель лучших из лучших офицеров, похищения генералов Кутепова и Миллера говорят о трагической детской беспомощности». Допустим, хотя бы и так. Хотя это и не вполне справедливо. Но ведь это говорит самое большее о недостаточно хорошей организации борьбы с большевиками, – и никак не является доводом против монархической идеи. А, как факт, потом в работе НТС срывов и неудач, и даже похищений их членов, возникало ведь вдоволь!

Однако вот: «Чувствовался скептицизм к старшему поколению и его начинаниям». Законный ли? Это старшее поколение выдержало – и именно героически! – тяжелейшую борьбу с коммунистами. А если, опять-таки, методы борьбы (особенно в новых, очень трудных условиях) в чем и хромали, – разве это доказывает, что вековая, вечная идея России, выражавшаяся в словах «За веру, царя и отечество!» была плоха? А что же нового могли дать солидаристы, что они конкретно предлагали? «Непредрешенчество», это не ответ на вопрос; это – уход от ответа!

Ну вот: «повышенный интерес к фашистскому опыту в Италии», – это уже ближе к разъяснению настроений нацмальчиков. Только ведь сии пути оказались химерическими, сии схемы ложными болотными огоньками… Хотя, согласимся, данной болезнью переболела вся Европа; не диво, если и часть русской эмиграции тоже.