Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Иосиф Виссарионович вправе был бы ответить: «Благодарю вас! Та политика, которую я веду, мне приносит достаточно пользы, и я не нахожу нужным ее менять». В самом деле: он ведь обдурил все те демократические державы, на мудрости коих молится Федотов (в первую очередь, на Англию), и вышел безусловным, – как факт, единственным, – победителем, им всем в ущерб, из Второй мировой.

Можно бы согласиться со многократно повторяемым в книге мнением, что большевизм есть то же самое, что фашизм (или, точнее, национал-социализм), хотя, как сам Федотов оговаривается, в Германии все же свободы было больше, чем в СССР. Однако, к сожалению, симпатии-то Федотова всегда клонятся в пользу Советского Союза; а это уже труднее одобрить.

Пропагандируемая же им идея союза Церкви с демократией, – в смысле «с левыми партиями», – глубоко порочна, ибо вот он сам признает: «Демократия в целом ряде стран вела борьбу с Церковью. В истории Франции, Италии, Испании эта борьба составляет, может быть, главное содержание XIX века. Это одно из роковых наследий "великой" революции». Зачем же пытаться примирить непримиримое?

Изумительно, что в предисловии Н. Струве хвалит Федотова за непредвзятость! Поистине, сие есть последнее качество, какое мыслимо ему приписать. Тот всю жизнь подчинялся химерическим, нелепым воззрениям; они у него определяют все.

Отметим несколько забавных технических ошибок (трудно решить, виноват ли автор, или издательство; скорее – последнее). Коробит конструкция потерять войну, вместо правильного по-русски проиграть. Упоминание о разгроме педагогии в СССР означает, надо полагать, разгром педологии (каковая, действительно, была изобличена и запрещена, в качестве буржуазной пауки). Кулендорф-Калорги стоит, очевидно, вместо Куденхове-Калерги[609].

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 11 февраля 1989, № 2010, с. 3.

Ненавистник России

В изданном в 1995 году в Москве «Грасском дневнике» Г. Кузнецовой, мы находим интересную характеристику данную, в разговоре с Буниным, крупным мыслителем и церковным историком А. Карташевым[610] небезызвестному по своим левым настроениям профессору Богословского института в Париже Г. Федотову: «Федотов, это один из тех интеллигентов, которые насквозь прогнили ненавистью к России, ко всему ее прошлому, ко всему ее укладу. Он умный – потому скрывается, но он ведь большевизм лучше примет, чем прежнее… Эти прежние интеллигенты, которые вместо того, чтобы покаяться, принимаются за старое – это покойники!»

В дальнейшем Федотов блестяще подтвердил сей диагноз, проявляя, во время гражданской войны в Испании, симпатии к Долорес Ибаррури и бесновавшихся там красных злодеев. А можно себе представить, что бы произошло с Европой, если бы на Пиренейском полуострове восторжествовали коммунисты! Имей Сталин такую опору, его шансы на захват мирового владычества необычайно бы выросли.

Отмечавшийся в «Нашей Стране» факт, что у Федотова нашлись в наше время горячие поклонники, в частности на страницах «Вестника Русского Христианского Движения», весьма симптоматичен: «покойники» оживают вновь в наши дни, и ищут возможности напиться кровью в России, пытающейся вырваться из-под груза обломков проклятого советского режима.

Вспомним еще, что в годы Второй мировой войны Федотов выступал с целой серией антирусских статей, возмущавших русских патриотов Зарубежья, но пришедшихся весьма по вкусу американцам (на благо их автору…). Хотелось бы заклять вставшего из могилы упыря и всех присных его, – да где найти нужную формулу? Впрочем, полагается-то забить им в сердце осиновый кол, словами их совесть не пробьешь!

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Миражи современности», 18 сентября 2004, № 2754, с. 1.

Две истории советской литературы

За последнее время интерес к русскому языку и ко всему, связанному с Россией, по всему миру чрезвычайно вырос. Естественно, в числе вопросов, вызывающих любопытство у иностранцев, находится и вопрос о советской литературе. Но если о русской литературе дореволюционного времени можно найти довольно много книг, с почти сорокалетним послереволюционным периодом дело обстоит гораздо хуже. Существует, положим, изданная по-итальянски работа профессора Ширяева[611], но достать ее, скажем, в Париже, почти невозможно, ни в магазинах, ни в библиотеках, даже для тех, кто владеет итальянским языком.

Кое-что можно почерпать из истории русской литературы И. И. Тхоржевского[612], но, при широте ее охвата, специально советской литературе там отведено в силу необходимости не так уж много места, и о ней даны лишь самые общие сведения.