Башилов настойчиво желает употреблять слово интеллигент по-своему, и когда ему указывают, что так-то и так-то говорит вся Россия, он надменно отвечает, что обыватель ему не указ. Каждый может выдумать свой собственный язык, но рискует при этом, что его никто не будет понимать, и имеет мало шансов навязать свое употребление всем. Вот почему лучше стараться говорить, как все. Не странно ли слышать сообщение, что ни Достоевский, ни Чехов не были интеллигентами? Они бы удивились, узнав это; оба себя многократно так называли, и, например, в недавние дни чеховского юбилея мы в десятках статей, и русских и иностранцев, читали, что Чехов – типичнейший русский интеллигент. Да это, вероятно, и правильно. Но что уж! Не интеллигентом оказывается даже Милюков… за то, что верил в эволюцию.
Огромное впечатление на Башилова произвела теория, расцветшая одно время в русской интеллигенции, особенно уже в эмиграции. Теория сводилась к произвольному исключению из рядов интеллигенции всех правых и к закреплению этого звания лишь за крайне-левым сектором образованного слоя. В оправдание занимавшимся этой странной игрой ума, скажем, что они, должно быть, не слишком сами всерьез ее принимали. Но если бы они в это и искренне верили, все равно остается очевидным своекорыстный и эгоистический характер подобной схемы, отводившей ее авторам совершенно исключительную роль в русском обществе.
Отметим здесь один из парадоксов Башилова. Он всячески шельмует русскую интеллигенцию, а автор этих строк пытается ее в меру сил защищать. Но вдруг Башилов, наоборот, становится сам в позу паладина интеллигенции и обвиняет меня в нежелании считаться с мнением ее «самых авторитетных представителей» и в отказе «в чем-либо соглашаться с левыми». Грустное недоразумение! Мне и в голову не приходило «ни в чем не считаться с мнением компетентных людей лишь оттого, что они левые». Бесспорно, когда Федотов говорит о богословии, Бердяев о философии, в их высказываниях есть много ценных данных и ряд правильных мыслей. Но даже и тут они могут ошибаться. Когда же группа левых интеллигентов вдруг приписывает себе исключительное право на звание интеллигента вообще – я могу в том усмотреть только ни на чем не основанные самомнение и фанатизм. Попробуй правые себя возвести в единственные хранители интеллигентской традиции – будет тоже глупо. Вы претендуете на звание русского интеллигента? – как бы говорит он «левым», – ну и берите его себе, а мы, правые, от него отступаемся. Вот, например, коммунисты во Франции, или даже большевики в России пытаются изобразить себя патриотами. Может быть, отдадим им и это имя, а себя признаем врагами собственного отечества?
Остановимся еще на странном преклонении Башилова перед авторитетами. Он несколько раз с искренним возмущением, чуть ли не с ужасом, указывает, что я расхожусь взглядами с И. Л. Солоневичем. Ну и что же такого? И. Л. Солоневич – не Ленин и не Сталин, и никакой опасности подобное вольнодумство для меня не представляет. Я ему самому при его жизни возражал в письмах и печатно по другим вопросам, в чем он ничего недопустимого и не находил. Впрочем, таких вещей, как Башилов, Солоневич, все же не писал никогда. У Башилова же есть склонность, в каковой он, вероятно, сам себе не отдает отчета, приспособлять мнения авторитетов к своим собственным. Результаты бывают иногда, мягко выражаясь, неожиданные. Всем известно, что Пушкин благоговел перед Петром, поклонялся ему, – а у автора «Незаслуженной славы» он оказывается суровым критиком Великого Императора. Некоторые авторитеты Башилова притом же несколько сомнительны. Так, он многократно ссылается на «замечательного историка» Куренкова[638]
. Книги этого последнего, как будто, еще не опубликованы и, во всяком случае, нам неизвестны. Но то, что из них приводит Башилов, у нас вызывает серьезные опасения. Находились и прежде ученые, пытавшиеся доказать, что варяги были не норманны, и что русские – не славяне; но результаты оказывались всегда плачевны. По поводу кое-каких статей Куренкова не так давно П. Е. Ковалевский в «Русской Мысли» писал, что их «можно рассматривать только, как курьез». Мы думаем, он совершенно прав.