Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Не знаю, о каких моих иллюзиях говорит Месняев. Я стою на почве фактов, виденных и пережитых лично мною. Было бы не иллюзией, а прямой галлюцинацией, если бы пять лет моей жизни и люди которых я встречал за это время, вдруг оказались для меня не существовавшими; но и тогда осталось бы загадкой, откуда же я вынес специальные познания, которыми потом не раз пользовался. Университетское образование тем и полезно, что приучает рассматривать факты объективно и научно, а не заниматься, как мой уважаемый оппонент, своеобразным «самоуслаждением».

До крайности несерьезно, когда г. Месняев пытается меня опровергнуть ссылкой на те курьезы безграмотности в деловых бумагах или газетных статьях, которые попадаются в СССР, и перлы из которых цитирует нередко советская и эмигрантская печать. Такие же курьезы случались и в старое время у провинциальных канцеляристов и захолустных газетчиков. Но не станет же Месняев утверждать, что и в царской России не было гуманитарного образования?

Нелепо утверждать, вопреки очевидности, что в Советском Союзе нет ни науки, ни интеллигенции. Ведь именно эта интеллигенция призвана сыграть решающую роль в восстановлении свободной России. И уж совсем бессмысленно обливать ее, совершенно незаслуженно, помоями, вместо того, чтобы видеть в ней ценнейшего союзника и стараться ее понять, а если возможно, то и установить с ней контакты.

«Новое русское слово» (Нью-Йорк), 31 марта 1959, № 16812, с. 3.

Незаслуженная хула

Книга Бориса Башилова «Незаслуженная слава», вышедшая в Аргентине в новом русском издательстве «Русь» вызовет вероятно у многих читателей разочарование (особенно у тех, кто оценил по достоинству его, действительно, полезную и любопытную работу «Унтерменши, морлоки или русские»). Самое в ней лучшее, это – расположенные в начале размышления об истории России; в них нет, положим, особенно новых фактов или оригинальных взглядов, но они подкупают теплотой тона и искренней любовью к родине. Впрочем, их немного портит обостренное антизападничество, способное иногда затемнять понимание хода событий и внутри и вне Киевской и Московской Руси.

Отметим еще встречающуюся местами небрежность языка. Не стоит требовать крайнего пуризма от публицистической работы, но неприятно режут глаз фразы, вроде следующей: «Россия всегда имела более лучшую государственную организацию, чем народы Европы». Это прямо не по-русски написано. Гораздо серьезнее другой недостаток, присущий, сколько можем судить, не только этой книге, всей в целом, но и другим сочинениям Башилова, а именно: невероятное нагромождение цитат, занимающих страницы и страницы. Читателю приходится на каждом шагу заглядывать то назад, то вперед, чтобы не потерять нить и сообразить, с чьими словами он, собственно говоря, имеет дело.

Главное же, скучными, вероятно, будут для публики все те места, – а они, увы, составляют значительную часть этого небольшого томика, – которые исключительно посвящены полемике с автором данной рецензии (хотя вскользь задевают также профессора Ширяева и А. Невельского). Все время повторяется: «В. Рудинский считает… В. Рудинский утверждает…». Многие читатели книги, без сомнения, никогда не читали того, что написал в «Нашей Стране» В. Рудинский, и не очень этим интересуются. Хуже того, на основе пересказа Башилова у них может об этом создаться совершенно ложное представление.

Между тем, эта газетная полемика, перенесенная теперь в отдельную книгу, имеет все же значение, в силу важности вопроса, из-за которого она загорелась, – вопроса о том, что представляет собою русская интеллигенция[637].

* * *

Что такое русская интеллигенция? Мы имеем культуру, которой можем гордиться, которую признают и Запад, и Восток. В нее входит очень много составных частей. Тысячи художников, музыкантов, техников работали каждый в своей области, чтобы ее создать. О значительном числе не знаем ничего. Есть, допустим, картины, свидетельствующие более или менее ясно о социальных идеях их творцов. Но дивные пейзажи русских лесов и степей, зимы и лета, которые мы все помним с детских лет? Мелодии, завоевавшие весь мир? Мосты, железные дороги, заводы? Могут ли они рассказать, как их создатели думали о социализме или коммунизме, о конституции или самодержавии? Однако, они ясно говорят, что те, кто над ними работал, были частью замечательного класса русской интеллигенции.