«Из этого путешествия родилась моя "Vecchia Russia" ("Старая Русь"), опубликованная в том же 1929 году и многим понравившаяся. Многим, но не заведующему Отделом Печати Наркоминдела. Когда мы встретились с ним однажды в 1931 году, он высказал свое удивление тем, что я, вместо того, чтобы интересоваться новой Россией и ее успехами, ездил по старым монастырям и церквам и излагал на страницах своих книг легенды вместо фактов. Помню, я ответил ему, что большие заводы я могу увидеть и на Западе, а старую Русь – "основу" моей культуры – исключительно в России».
В результате въезд в СССР был для Ло Гатто закрыт на 20 лет. Он возместил это многочисленными встречами с эмигрантскими писателями и с теми из подсоветских, которым удавалось еще тогда вырываться за границу. Об этих встречах с зарубежными и с советскими писателями он и повествует в своих мемуарах, всегда благожелательно, может быть иногда даже и слишком, – но подобный недостаток легко простить!
Мы узнаем от него много интересных деталей об очень разных людях: Б. Зайцев, Вяч. Иванов, А. Ахматова, М. Горький, М. Булгаков, Е. Замятин, Д. Мережковский, В. Ходасевич, И. Бунин и, с другой стороны, Л. Сейфуллина, Л. Леонов[658]
, И. Эренбург.Иногда его симпатия к ним, может быть, и чрезмерна. Например, к Н. Клюеву. Но тот сам себя характеризует злобными и несправедливыми отзывами об уже покойном тогда Есенине, – отзывами, которые Ло Гатто честно зарегистрировал и донес до нас. На деле, они убийственны для их автора, а не для гораздо большего, чем тот, поэта, на кого он клеветал.
Дружба с Ремизовым не мешает итальянскому исследователю разумно заметить, что сочинения сего последнего трудны для чтения не только иностранцу, но и русскому. Вообще же, как раз для иностранца извинительно не заметить фальшивость и надутость творчества этого сильно переоцененного писателя.
Книга издана в хорошем переводе, написана ярко и увлекательно. Человек, интересующийся русской литературой, не пожалеет о времени, затраченном на ее прочтение, ни даже о деньгах, истраченных на ее приобретение.
G. Nivat, «Russie-Europe. La fin du schisme» (Lausanne, 1993)
Дать сколько-либо обстоятельный разбор этого громадного тома в 810 страниц было бы невозможно. Как выразился Козьма Прутков: «Нельзя объять необъятное». Поэтому ограничимся общими замечаниями.
У автора наблюдается некоторое раздвоение личности. Подобно шиллеровскому «Zwei Seelen wohnen, ach! in meiner Brust»[659]
.С одной стороны, он хорошо изучил русскую литературу, и волей неволей подпал под ее очарование. С другой, он остался левым западным интеллигентом, и не может не досадовать, зачем это Россия пошла своим путем, а не копировала Европу (правда, тогда у нее такой великой литературы и такой высокой в целом культуры и не было бы…)? В результате, ему больше всего импонирует мысль о России, урезанной до предела, бессильной, и потому, конечно, никому не страшной; как он формулирует, Russie de petits espaces[660]
. Ясно, опять-таки, у такой России, размером с Латвию или Эстонию, ни литературы, ни культуры высокого уровня не будет; но уж с этим, вероятно, г-н Жорж Нива готов примириться.Книга его распадается на литературные и политические эскизы. Начнем с первых. К числу лучших статей, из собранных здесь, принадлежат те, где он критикует Горького, показывая глубину морального падения сперва словно бы и обещавшего многое писателя; справедливо уничтожает современного сверхнигилиста Зиновьева (причем попутно достается и литературному хулигану Синявскому) и дельно анализирует Чехова, выявляя факт, что сей кумир интеллигенции, в сущности ее весьма ядовито разоблачал и, видимо, в душе глубоко презирал.
Касаясь Блока, Нива сообщает нам нечто совершенно неожиданное: поэт умер будто бы от сифилиса! Причем он ссылается на подлинные документы, прочитанные им в советских архивах, и утверждает, что принятая картина предсмертной болезни Александра Александровича совершенно искажена. Если это верно, то, безусловно, вносит важные данные в наше представление о жизни и творчестве певца «Двенадцати» (хотя сведения эти – неприятного и даже неопрятного свойства…). Но верно ли это? Подождем подтверждения…
Этюд об А. С. Грине слегка разочаровывает, хотя иностранный славист и судит о нем с похвалой. Трудно понять его пренебрежительный отзыв о таких маленьких шедеврах, как «Корабли в Лиссе» и «Алые паруса»; хотя мы и разделяем его восторг перед «Бегущей по волнам». А вот скверно, что он путает название городов Гринландии, и пишет Гель гу, вместо Гель гью, и даже Зубаркан, вместо Зурбаган (!).